Александр Соколов - Пацифист. Берта

- Ну, как ты там?

- Где? - не понял лейтенант.

Винокуров поднял вверх глаза.

- В небе…

И столько сочувствия и понимания было в этом вопросе бывшего летчика, что Юрий неожиданно почувствовал огромную благодарность к старому майору и тяжесть своей вины перед ним.

- Лучше, чем на земле, Виктор Васильевич.

Они говорили долго. Юрий слушал Винокурова внимательно, понимая, что накопилось у того в душе. В части было только двое бывших летчиков.

Капустин ждал недолго. Стоял, опершись плечом о гладкий ствол ивы, смотрел на тихую воду пруда, где тыкались губами в камыш караси и на поверхности расходились от стеблей круги. Солнце уже зашло, но за деревьями на том берегу пруда небо до самого горизонта еще пылало огнем.

Юрий успел докурить сигарету и услышал за спиной:

- Здравствуй, я пришла.

Он обернулся. Глаза Оксаны были настороженные, внимательные.

- Что с тобой случилось? - взволнованно спросила Оксана, да и как ей было не волноваться, когда по дороге домой от автобусной остановки только и слышала у каждой скамейки, где сидели бабки, что на «яродроми убывся парашутист», и крестились, и поминали Бога. А во дворе навстречу ей побежал Степка с криком «Оксана! Оксана! Юра там…». Перед глазами у нее все поплыло от этих слов, сна выпустила сумку из рук и только выдавила из себя: «Що з ным?» Степка моргал, ничего не понимая. «3 парашютом? - и махнул рукой. - Та ничого, так и нэ разкрывся…» Оксана почувствовала, что сейчас расплачется. Едва слышно повторила: «Що з Юрою?» Степка заморгал удивленно глазами: «Шо с ным будэ? Одризав стропы ось так ножэм, та выпустыв запасный парашут». Она не знала, что сделать с братом, то ли отлупить, то ли обнять с радости. Победило последнее, и она порывисто обняла Степку, прижала к груди, а тот оттолкнулся от нее и сердито закричал: «Я шуток таких не люблю!» А потом добавил: «Вин тебэ будэ чекаты на ставку пид вэрбамы!»

И вот они встретились.

- Что ж случилось с тобой? - спросила Оксана.

- Ничего.

- Неправда. Все село говорит.

- О чем?

- О том, что ты разбился.

В пруду плескалась рыба, стрекотал где-то в вербах сверчок. Теплый туман опустился на землю.

- Выходи за меня замуж, Оксана.

Она не ответила, а Юрий так сжал кулак, что хрустнули суставы пальцев.

- Что же ты молчишь?

- Прости меня, пожалуйста, и пойми, - сказала тихо Оксана. - Ты… сильный и внимательный, а я дура, наверное.

Она замолчала, развернулась и пошла по тропинке между синеющих в тумане кустов. Мокрая от вечерней росы, трава хлестала ее по ногам, намочила подол платья, но Капустин этого уже не видел, достал сигарету, закурил. Горько было оттого, что зря, выходит, ухаживал, думал о ней, лелеял надежду - отказала вертихвостка.

Л потом он вдруг выругал себя за то, что так о ней подумал.

На траву, которую утюжили аэродромные тягачи, давно зарилось колхозное начальство, но, так как объект был военным, сенокос там запрещался. Отсюда и постоянные перепалки между командиром войсковой части и председателем колхоза Лукой Терентьевичем Чубарем. Председатель был настойчив, говорили, что обратился с письмом в Москву и высокая инстанция разрешила колхозу косить сено на территории военного аэродрома.

Косилками управились быстро. Весь аэродром пестрел длинными полосами валков, и майор Винокуров поторапливал теперь колхозников с уборкой сена - вдруг учения начнутся.

И вот на аэродроме появилось столько людей, сколько еще никогда не было. На поле выехало несколько грузовиков, в кузовах которых сидели женщины, держали вверх грабли, будто расчесывали ими воздух, пели песни; на телегах приехали ездовые. На поле послышались голоса, команды бригадиров. Привлекли к уборке сена и солдат, объявив это мероприятие комсомольским субботником.

Дед Трофим тоже приехал на поле и пригнал лошадей. Степка сидел в его телеге.

- Ну, хлопцы, - встретил он оживленно солдат,- помогай сельскому хозяйству! Хто з конями може управляться?

Первым к нему подошел Арвид Звайзгне,

- Я умею, дедушка.

Дед Трофим подозрительно на него посмотрел, услышав незнакомый акцент в речи, но сказал одобрительно:

- Тоби можно, вмиешь.

Арвид отвязал от телеги гнедую лошадь, погладил ее по влажной шее, сказал что-то по-латышски, и та ухом повела на ласковую речь, подчинилась, почувствовав уверенность и силу временного хозяина.

- Грабэльки, грабэльки, хлопцы, берить, - кричала веселая крепкая женщина.

Женя Миляев взял вилы, осмотрел их, покрутил в руках, С таким инструментом он имел дело впервые,