Александр Соколов - Пацифист. Берта

Капустин вспомнил, с каким трепетом прикоснулся к стропам расстеленного на брезенте парашюта, будто это были не шелковые прочные веревки, а струны волшебного инструмента. Под наблюдением Майорова, стал складывать парашют. Сортировал стропы, выравнивая, встряхнул их, и они мягко хлопнули по брезенту. Внимательно, долька к дольке, перебрал купол, зачехлил, упаковал. Уверенность крепла с каждым движением, будто и не было долгой разлуки с небом. Застегнул все кнопки, стянул ранец, заправил вытяжной трос. Затем проверил готовность запасного парашюта.

«Кукурузник» набрал нужную высоту, вышел штурман из пилотской кабины, открыл наружную дверь. Чувствуя позади себя Майорова, Юрий подошел к двери, выглянул. Сколько времени он ждал этого момента, веря, что не все потеряно, что еще возвратится в небо и будет вдыхать чистый высотный воздух и чувствовать пружинистый ветер в грудь…

Рука Майорова легла на плечо. Юрий, едва оглянувшись, легко переступил порог и сразу же ощутил невесомость. Исчез самолет, только мелькнули красные звезды на крыльях да бортовой белый номер «07». Островка твердой опоры в небе больше не существовало.

Он взмахнул ногой, и тело перевернулось на спину, мелькнула внизу земля, и облака оказались перед глазами, еще кувырок, еще. Как прекрасно то, что ты живешь и можно вот так, от одного лишь движения рукой, испытать истинный восторг бытия. И мысль свободна, и никаких команд, никого, только видится внизу купол первого парашютиста, белый крест на земле, а над собой услышал хлопок раскрывшегося парашюта Майорова.

Парашютист что-то крикнул, когда они поравнялись, и Капустин понял по его губам:

- Открывай!

Он засмеялся, задыхаясь от мощного потока воздуха. Торжество, восторг, счастье - все смешалось, выразившись в этом смехе и в этой неожиданной дерзости. Он знал, что нарушает инструкцию, знал, что Майоров взял грех на душу, разрешив ему прыгать.

Привычным движением он выдернул кольцо на груди. Почувствовал, как разошелся ранец, как зашелестела ткань, как слегка качнулось тело от вытяжного парашюта и притормозился полет, впились ремни в бедра; он перевернулся в вертикальное положение, но вдруг завертелся вокруг оси, будто даже не он сам, а земля пошла по кругу, поплыли поля и перелески, а в центре всего вращающегося мира был белый полотняный крест. . .

Характерного хлопка не было, и Юрий поднял голову. Парашют трепетал флагом, будто едва наполненный газом стратостат; стропы перепутались, болтался сорванный чехол, он, словно китайский причудливый дракон, вплелся в окна купола.

Стремительно приближалась земля. Были видны отчетливо две длинные казармы на аэродроме, машина командира части, точно жучок, стояла перед штабом, на дальних подступах два тягача с катками ровняли взлетную полосу, обозначенную сигнально-посадочными щитами. Все ближе земля и ближе. Уже можно было различить поднятые к небу лица сбившихся в кучу людей возле вспаханного круга и маленькую фигурку Степки…

Рука машинально выхватила нож из кармашка на запасном парашюте, пальцы нажали кнопку, и лезвие блеснуло на солнце. Виден ли был этот блеск с земли? Видела ли его Оксана? Нет, она сейчас в Киеве, сдает физику, рассказывает о законе всемирного тяготения, о том, что все предметы падают на землю с одинаковым ускорением.

Юрий захватил левой рукой стропы в пучок, коротко, но сильно провел по ним ножом, потом еще раз, и нераскрывшийся парашют взметнулся вверх, а тело снова обрело свободу. Выпустив из руки нож, который повис на веревке, Капустин быстро раскрыл запасной парашют, проводил его руками впереди себя и, качнувшись на упругих стропах, глянул вверх. Спасательный купол мгновенно наполнился воздухом, и сквозь окна брызнула синь неба.

…Майор Винокуров был вне себя. Не успели радостные парашютисты разобрать все перипетии случая в воздухе, как за лейтенантом пришла машина, и посыльный передал приказ явиться в штаб.

- Кто разрешил?! - встретил Капустина повышенным тоном командир. - Что за самодеятельность? Вы подумали о тех, кто за вас отвечает?

- Виноват, товарищ майор.

- «Виноват»! - Винокуров метался по кабинету. - Да это преступление! Разжаловать тебя к чертовой матери!

- За свой поступок я отвечу сам, - сказал твердо лейтенант.

Он сел в кресло, отвернул голову. Замолчал. Пауза тянулась долго, и Капустин хотел уже было попросить разрешения выйти из кабинета, но майор потер пальцами усталые глаза, вздохнул и, не поворачивая головы, спросил неожиданно: