Сергей Антонов - Два автомата [Рассказы]

— Ты ему кислого молока подай. Если у вас нет, сбегай к нам, на окне стоит.

Внезапно на дворе посветлело. В комнату через окно ударил граненый луч, и блестящие мухи стали летать вдоль луча — греться.

Женя принесла кринку.

— Ого, простокваша! — сказал Леонид.

«Он!» — чуть не вскрикнула Тоня.

Она долго смотрела, как старший лейтенант морщит лоб, поднося к губам ложку, и даже сама приоткрывала рот перед каждым его глотком.

— Чего ты его передразниваешь? — спросила Женя.

— Вот еще… Выдумала… — Тоня смутилась. — Ты не оставляй, Женька, его одного. Скучать будет. Ты его, как на косьбу пойдем, позови с нами.

— Ишь ты! Тебе, я вижу, на него полный день глядеть надо, а я — зови! Сама позови!

— Нет. Я боюсь.

— Эх ты! Бука!

— Погоди, начальник, чего я сейчас покажу, — сказал Федот Иванович, подмигивая сам себе.

Завалившись на бок, он полез в брючный карман и вынул крест на грязной муаровой ленте.

— Гляди-ка, какая штука. Георгиевский кавалер. Император Николай второй пожаловали. Сейчас ее цеплять можно?

— Почему же нельзя? При царях тоже герои были, — сказал Леонид.

— Вот и я говорю…

— Ну, будет тебе, Федот! — прервала его тетя Дуня. — Солнышко-то вон где! Пошли, бабы!

Женщины стали подниматься одна за другой, зашумели. Тоня толкнула Женю локтем.

— Крепко ты о нем тревожишься! — Женя усмехнулась и, подойдя к Леониду, сказала:

— Товарищ старший лейтенант, пойдемте с нами. У нас там веселей на поле. Хотите, мы и подушку захватим.

— Зачем подушку? Пойдемте, — ответил Леонид, — поработаю.

— А вы и косить можете! Я думала, вы только стрелять умеете.

Вслед за женщинами они вышли из деревни.

Повсюду, куда хватал глаз, виднелись луга и пашни. Густые, как сметана, облака неподвижно висели ярусами над горизонтом. Пахло земляникой.

На пологом, уже надкошенном откосе ближнего холма бархатно синела кошевина. Женщины в белых, желтых, красных платках вразнобой размахивали косами и, наверное, оттого, что над ними висели огромные крутые облака, казались маленькими, как куколки на столике Елены Васильевны.

Поодаль, в дырявой тени кустарника, сидела бабка Степанида, окруженная узелками, корзинками и малыми ребятами. Там же на боку лежал черный пес Жучок.

Вытянув ноги с шишковатыми, исцарапанными, как камни, ступнями, бабка сгоняла комаров с ребенка в чепчике, сидящего у нее на коленях.

— А-а-а!.. — тянул маленький, подаваясь вперед.

— Да… Это солдатик, светлая душа, пришел нашим бабам пособить… А это Женька-насмешница…

Леонид с Женей, а за ними и Тоня подошли к кустарнику. Жучок поглядел на Леонида, потом на бабку, глазами спрашивая, надо ли лаять. Но бабка спокойно разговаривала с малышом, и Жучок всласть потянулся, зевнул, широко разинул пасть, и язык его завернулся крючком.

Леонид снял скользкие от росы сапоги с приставшими к голенищам лепестками куриной слепоты, скинул китель.

— Только, коли взялся косить, чтобы норму выполнить— тридцать пять соток, не менее, — сказала Женя, — а то на черную доску тебя вывесим. Смотри. Ославим на весь район.

— Не бойся, — ответил Леонид, — не менее твоего намахаю…

— Гляди, какой горячий! Хочешь на обгонки? Давай перекашиваться!

— Давай. Попробую, — безразлично сказал Леонид.

— Только, гляди, подрядья не оставлять! Давай побьемся… Я бусы поставлю, а ты… Ну, вот, хоть часы…

— Часы, так часы, — сказал Леонид.

Тоня слушала, поправляя косу и грустно улыбаясь. Вот как случается: вспоминала о нем чуть не каждый день, военным в лица заглядывала, а теперь, когда он рядом, приходится прятаться от него. И перед ним совестно, и перед Еленой Васильевной, которая Тоне, сироте, стала вроде матери, тоже совестно. А Женька сегодня утром в первый раз человека увидела и уже спорит и пересмеивается, да болтает с ним, как будто век знакомая.

Женя побежала на луг. Старший лейтенант, не привыкший ходить босиком, пошел за ней, поеживаясь, словно ступая в холодную воду. Тоня видела, как Женя начала ряд, а старший лейтенант смотрел на нее, примеривался. Женя косила ловко, чуть боком переступая перед каждым замахом, и, казалось, косовище само водит ее блестящие бронзовые руки.

Она прошла уже шагов десять, а старший лейтенант все еще стоял, наблюдая за ней. Она оглянулась, что-то крикнула и пошла дальше, и складка на ее блузке равномерно качалась то слева направо, то справа налево, и все новые и новые полукруглые полосы травы валились под ноги, былинка к былинке, словно уложенные руками.