Виталий Мальков - В пекле огненной дуги

Он не сразу понял, что кто-то трясёт его за плечо, а когда приподнял голову, то увидел рядом с собой чьи-то грязные, стоптанные солдатские сапоги. Инстинктивно встал, с трудом осознавая, что всё ещё жив. Перед ним был тоже живой Потапов, который внимательно смотрел на него и, судя по движениям рта, что-то говорил, только слов не было слышно.

Семён догадался, что сержант о чём-то спрашивает, и, на всякий случай, кивнул. Потапов осклабился и, пригнувшись, куда-то поспешил по траншее, и только после этого Семёну стало понятно, что больше никто не бомбит. А затем он увидел в небе удирающие немецкие самолёты и преследующие их «Яки», и проводил их взглядом, пока все они не скрылись из виду.

Минут через пятнадцать замолчали немецкие орудия, обстреливавшие Молотычи, и на поле появились танки и густые цепи пехоты. Началась новая атака.

Семён уже более-менее пришёл в себя, но в ушах ещё шумело, и слышал он плохо. Теперь даже казалось странным, что всего лишь несколько минут назад он практически смирился со своей неминуемой гибелью.

— Нет, костлявая, погоди пока, мы ещё поживём, — со злой усмешкой произнёс он, прислушиваясь к собственному голосу, звучавшему как-то неестественно гулко. — Да уж, паря, ну и испугался же ты. Ай-яй-яй… Не хорошо…

Ещё на рассвете, когда окапывались, он обратил внимание на одиноко растущую на склоне могучую ветлу с раскидистым стволом. Похожая на неё росла неподалёку от дома Золотарёвых в Сухосолотино. Семён, когда ему было тринадцать лет, сам смастерил из трухлявого полена дуплянку и привязал её к стволу ветлы. Потом каждый год в дуплянке селились мухоловки или синички.

И теперь он нет-нет да бросал взгляд на эту ветлу, которая стала для него родимой и близкой, напоминая об ушедшем детстве и отчем доме.

— Опять попёрли, мать их!.. — выругался стоявший рядом Винокуров. — Вот немчура упёртая. Сколько уже их тут положили, а они всё лезут и лезут.

— Они, Михал Ульяныч, никак не желают признать, что ни хрена у них тут не выходит, — весело сказал Потапов. — Хотя чуют, что уже обделались по полной, вот и бесятся.

— Ничего, скоро мы на этих бешеных собак намордники наденем, — процедил сквозь зубы Винокуров. — А их Гитлера посадим в клетку и будем всему миру показывать…

В этот раз немцы избрали иную тактику. Их танки двигались на небольшой скорости, чтобы не отрываться от пехоты, которая наступала короткими перебежками. Солдаты в форме мышиного цвета пробегали метров тридцать-сорок и ложились, а примерно через полминуты вскакивали и преодолевали бегом очередной отрезок поля. Также было видно перемещающиеся позади цепей миномётные расчёты, которые периодически открывали огонь.

— Грамотно действуют, уроды, — не то восхитился, не то выругался Потапов. — Как на учениях. Ни-чё-ничё, щас мы им всыплем по первое число…

Его слова тут же нашли подтверждение. От попадания снаряда загорелся один танк, потом ещё один, за ним — третий… Артиллеристы делали своё дело добросовестно, как положено, за что им было большое спасибо. Минут через двадцать уже горело не меньше десятка фашистских «панцеров». Но остальные продолжали неторопливо продвигаться дальше, обстреливая позиции артиллерии и те огневые точки, откуда били бронебойщики.

Медленно, но уверенно расстояние между противниками уменьшалось, и когда оно сократилось до сотни метров, танки резко рванули вперёд.

В отличие от утра, теперь восемь боевых машин достигли окопов и принялись их утюжить. В танки со всех сторон полетели гранаты и бутылки с зажигательной смесью, и через считанные секунды пять танков были выведены из строя.

— Повезло кому-то! — Винокуров сокрушённо ударил кулаком по брустверу окопа. — Получат денежки.

— Какие денежки? — не понял Семён.

— Как это какие? Ты что, Сеня, забыл про приказ товарища Сталина о поощрении за уничтоженные танки? Тысяча целковых [45] 42 за один! Это тебе не хухры-мухры.

— Михаил Ульяныч, как ты можешь сейчас о деньгах думать? — Семён даже растерялся от таких слов товарища.

— Потому что у меня семья дома. Жена и сын растёт. Я прежде всего о них думаю.

— Ну ты и мещанин.

— Ничего я не мещанин! — В голосе Винокурова мелькнула обида. — Молодой ты ещё, Сеня. Вот будет у тебя своя семья, тогда сам поймёшь…

Три уцелевших танка повернули вправо и зашли в тыл одной из артиллерийских батарей.

Семён увидел, что расчёты не успели развернуть свои орудия, и танки, ворвавшись на позицию батареи, стали давить пушки и тех, кто находился возле них. Смотреть на это душераздирающее зрелище было невыносимо тяжело — всё внутри переворачивалось, и кулаки сжимались в бессильной ярости.