Виталий Мальков - В пекле огненной дуги

— Кто? — коротко спросил Александр, не глядя на сержанта.

— Аниканов, Голдобин и Каримов.

Александр мысленно повторил все три фамилии и только после этого повернулся к Потапову. Лицо Василия было измазано кровью и копотью, а его полушубок выглядел неприглядно — в пятнах грязи и порван в нескольких местах.

— Снимите, товарищ лейтенант. — Потапов, кривясь, кивнул на винтовку.

Александр поднял ствол и увидел на штыке комок какой-то бурой слизи. Сначала он не понял, что это такое, затем сообразил. Кишки! Воткнув винтовку в снег, ногой он снял со штыка отвратительный ошмёток человеческих внутренностей, удивившись, что сделал это слишком уж спокойно. Неужели начал привыкать к виду смерти и убийству?

— Товарищ лейтенант, подойдите сюда! — позвал его от ближайшего дома Золотарёв.

Повесив немецкую винтовку на плечо, Александр вяло пошёл к дому, чувствуя, как тело наливается усталостью. Слишком много физических и душевных сил было затрачено сегодня. В горячке боя это не ощущалось, но сейчас, вероятно, усталость всё-таки стала брать своё.

— Тут это… — Золотарёв замялся. Он выглядел растерянным. — Старушка…

— Какая старушка? — Александр остановился, не понимая, что от него хочет боец.

— Ну… местная. Старушка… Убило её…

— И что?

— Похоронить бы её надо. Дед один остался, и тот едва ноги волочит.

— Где она?

— Да тут, во дворе.

Золотарёв провёл его во двор. Там, возле крыльца, стояло несколько бойцов. Они расступились, и Александр увидел лежащую на снегу маленькую, худую старушонку лет шестидесяти, облачённую в старую, неопределённого цвета кацавейку. Лежала она на спине и смотрела в небо, а над её левым глазом во лбу была тёмная дырочка. Под головой старушки по снегу расплылось кровавое пятно — пуля прошла голову навылет.

Рядом с убитой, на деревянных ступеньках крыльца, сидел тщедушный старичок с жиденькой седой бородкой. Он легонько раскачивался из стороны в сторону и что-то бормотал себе под нос.

— Отец, помощь нужна? — спросил Александр.

Старик посмотрел на него отсутствующим взглядом и промолчал.

— За что же они её? — опять спросил Александр.

— Могёт, они, а, могёт, ваши, — тихо ответил старик и издал протяжный стон.

— Видать, шальная пуля, — предположил Потапов. — Они, дуры, не разбирают, в кого.

Василий произнёс это, скорее всего, чтобы снять с душ пограничников тяжёлый осадок от возможной вины за случайное убийство.

Старик закрыл глаза и заплакал, по его морщинистым щекам покатились слёзы.

Александр хотел было сказать ему что-нибудь утешительное, извиниться, но понял, что любые слова будут сейчас неуместны, так как всё равно не уменьшат горе этого пожилого человека.

— Прасты, атэц, — вместо него сказал Ильяс Давлетгиреев. — Прасты…

Александр подумал о том, что война показала очередную свою неприглядную, злую сторону, и опять ощутил сильную усталость. Захотелось упасть на что-нибудь мягкое и провалиться в глубокий сон или хотя бы просто полежать с полчасика. Но пока что о каком-либо отдыхе не могло быть и речи, потому что предстояло как можно быстрее окопаться на окраине села. Немцы могли в любую минуту пойти в контрнаступление или устроить авианалёт.

— Выкопайте могилу и похороните погибшую, — распорядился он, понуро глядя на плачущего старика…

Батальон не успел толком отрыть окопы, когда в небе появились тёмные силуэты немецких самолётов. Их было три, и они вынырнули хищными птицами прямо из плывущих на северо-запад снежных туч. Их шасси напоминали лапы, готовые вцепиться когтями в добычу и безжалостно рвать её.

Припомнив занятия, Александр догадался, что это пикирующие бомбардировщики «Юнкерс-87», прозванные «лаптёжниками» и «шарманщиками». Своё первое название они получили как раз за неубирающиеся шасси, а второе — за характерный раздирающий душу рёв, который они издавали при пикировании. Вот и сейчас «юнкерсы» истошно верещали, и от этого звука всё внутри переворачивалось. Это верещание проникало буквально в каждую клеточку организма, и от него не было никакого спасения. Поневоле хотелось зажать уши, чтобы не слышать его.

Александр упал на дно незаконченного окопа и вжался в землю, слушая леденящий кровь рёв приближающихся самолётов. А через пару секунд всё вокруг затряслось от близких взрывов, и на Александра посыпались сверху мёрзлые земляные комья, больно ударяя по плечам и спине.

Когда стало тихо, он привстал на четвереньки и выглянул из окопа, осматриваясь.