Виталий Мальков - В пекле огненной дуги

Александр подбежал к отцам-командирам и браво козырнул под ушанку.

— Как настроение во взводе? — спросил комбат — дюжий сибиряк, который был почти одного роста с Романцовым. В Златоусте он получил звание майор и был назначен командиром батальона.

— Отличное, товарищ комбат.

— Пришло указание соблюдать повышенные меры осторожности при разгрузке боеприпасов, — сурово изрёк Шульженко. — Два дня назад на одной из станций по пути следования эшелонов произошла трагедия. Чтобы развести костёр, солдаты из числа новобранцев додумались снарядом доски ломать. Снаряд сдетонировал. В результате взрыва двенадцать человек насмерть, и ещё около двадцати получили ранения. Вот и получается, что сразу целый взвод накрыло, и это без всякой войны. Так что, смотри мне. — Комбат показал весомый кулак. — Если что случится, отвечать будешь по полной. Хотя, один чёрт, и с меня шкуру снимут. Следи, чтобы бойцы дров не наломали.

— Снарядами, — мрачно пошутил Васильев.

— Всё понятно, товарищ комбат, будем следить.

Александр нахмурился, размышляя о трагедии.

«Вот ведь оно как на войне бывает… Кому-то суждено совершить подвиг и погибнуть героем, а кому-то вот так… по глупости жизнь отдать… Да уж…»

С одной стороны станции начиналась окраина Ельца, а с другой стороны простиралось поле, спящее под снежными сугробами. Время близилось к полудню. Было солнечно и морозно.

«Должно быть, градусов под двадцать», — прикинул Александр.

Отчего-то вспомнилось, как в детстве он, вместе с другими деревенскими пацанами, рыл норы в глубоком сугробе на склоне оврага.

Да, ушло то детство, унесло его незримым потоком времени. А теперь и взрослую жизнь уносил этот безжалостный поток, который никак нельзя было остановить или повернуть вспять. Потому что не может создать человек такой немыслимой плотины, по сравнению с которой даже Днепрогэс покажется пустячной. Не подвластно время человеческой науке и технике…

— Становись! — разнеслось вдоль эшелона, когда вагоны и платформы были полностью разгружены.

Тут же полк построился в походную колонну: побатальонно, поротно, повзводно. На каждом рядовом и командире был новенький белый полушубок из овчины, а на голове, под ушанкой — серый шерстяной подшлемник, оставлявший открытым только лицо. Каждый был обут в серые валенки с резиновой подошвой. Перед самой отправкой всю дивизию переодели в новую форму, на которой вместо петлиц уже красовались только что введённые погоны.

Сорокапятки, 120-миллиметровые миномёты и «максимы» установили на особые металлические лыжи, сваренные для дивизии рабочими Златоуста. На этих лыжах были сконструированы упоры с замками, прочно удерживающие колёса. Остальные миномёты, ручные пулемёты, противотанковые ружья и боеприпасы погрузили на волокуши разных конструкций. Одни из них представляли собой дощатые настилы с бортами, прибитые к чурбачкам, которые в свою очередь были прибиты к обычным лыжам — по два на каждую. Также имелись деревянные и дюралевые волокуши, сделанные в виде лодочек.

Взвод Романцова оказался ближе к «голове» колонны. Александр, как и положено, стоял впереди своего взвода и прислушивался к учащённому биению сердца. Что-то тревожное и волнующее овладело его душой — какое-то пронзительное предчувствие больших и неотвратимых событий, над которыми не властен человек. Эти события должны были произойти уже совсем скоро…

Колонна ожила и пришла в движение, потянулась вдоль станции по накатанной дороге. Александр заметил в стороне от путей автоматические зенитные пушки и бортовые ЗИСы с установленными на них спаренными «максимами». Судя по солидному количеству этих средств противовоздушной обороны и по множеству виднеющихся на земле воронок, станция часто подвергалась немецкой бомбёжке. А ярким подтверждением тому служили стоявшие на отдельном пути обгоревшие вагоны, которые, видимо, были отцеплены от своих эшелонов. Всё это наводило на мысль о том, что нужно как можно быстрее выйти из опасного района, чтобы не попасть под очередной налёт вражеской авиации.

Но когда полк вступил в город, настроение у Александра резко упало. Бойцы, до этого беспрестанно болтавшие и шутившие, примолкли, бросая по сторонам смурные взгляды. Потому что война здесь всюду оставила свои жуткие отметины. Полностью или частично разрушенных домов в Ельце было примерно столько же, сколько уцелевших, если не больше.