Старик посмотрел на Василя.
— Где один, там и двое… Отвечать одинаково.
— Нет, нет! Что вы, диду! Он же… ничего. Этого надо в отряд. Он скоро очнется.
Дед не стал его уговаривать, а вытащил из сарая самодельные детские сани, помог устроить на них Довганя.
Василий пообещал старику явиться завтра за Кавериным, впрягся в сани и напрямик полем двинулся к лесу.
Андрей, услыхав выстрелы, дернул вожжи и направился туда, где стреляли. Но заехал в тупик. Пока в темноте кружил по переулкам, выстрелы утихли, и он потерял направление. Того места, в котором его оставили партизаны, он тоже не мог уже отыскать. И долго гонял лошадей по селу.
Волынца и Сашу он встретил случайно. Комиссар быстро отыскал хату коменданта, отыскал то место, где оставил ребят. Было видно и их следы… Но сами они как в воду канули. А рассвет приближался. Каждая секунда в селе после провала операции грозила смертью. Полицаи, которые после первых выстрелов разбежались по хатам, наверняка уже успели позвонить в Калиновку. С минуты на минуту могли нагрянуть каратели. Но Волынец все погонял лошадей, останавливаясь возле каждой тени. И только тогда, когда стало светать, он уступил вожжи Андрею.
…Василя рассвет застал в лесу. Он обливался потом и тащил санки. Вконец выбившись из сил, он решил зайти к леснику Вакуличу.
С этим человеком партизаны познакомились еще в феврале. В самое трудное время. Вакулич жил вдвоем с женой на одном из кордонов Черного леса.
Когда впервые парни постучались к леснику, он выглянул в окно и увидал на некоторых из них полицейскую форму.
«Идите подобру-поздорову, — сказал сердито. — Будете стучать — пальну через окно из двустволки. У меня она на волка заряжена». Долго пришлось убеждать Вакулича, что они партизаны. В конце концов он открыл дверь, пригласил в дом. Он, как и Анисим Борисюк из Каменогорки, как дядя Миша Молостов из Перелеска и многие другие, стал одним из первых партизанских помощников.
Теперь вся надежда была на него. У Василя дрожали коленки, от усталости он сам еле стоял на ногах. Дотащив санки до хаты, постучал в окно.
Вакулич и его жена Маруся сразу же сделали Довганю перевязку. Лесник порубил и сжег санки. После этого хозяин с помощью Васи затянул Петра на чердак сарая, забитый сеном.
Василий ушел в отряд.
Утром Петро проснулся от рева моторов. Повернулся и поморщился от боли. Заныла рука, нога распухла, как колода. Довганю стало не по себе. «Сожгут Вакулича, — подумал он, — а с его хатой сгорю и я». Хлопали двери, скрипел под ногами снег, слышались немецкие команды. Петр понял только одно слово «партизанен».
— Не знаю, господин офицер. Никого у меня не было, — это ответил Вакулич.
Послышалась какая-то возня, скрипнули внизу двери, потом кто-то стал подниматься на чердак. Что делать? Он лежал, лишь слегка присыпанный сеном, в углу чердака. Оружия нет. Выступающие на чердак концы лестницы шевелились. Вот показалась каска, потом ствол автомата, и, наконец, сразу выросла голова немца. Тараща глаза в полутьме чердака, он осматривался.
Потом, глядя в угол, что-то сказал. Снизу ему ответили. Солдат нехотя поднялся еще, влез на чердак и отошел. Довгань видел его совсем рядом. Это был почти мальчишка. Из ворота шинели торчала цыплячья тонкая и грязная шея, пальцы до посинения сжимали автомат. Он стоял как на тонком льду. Довгань сжал в руке бутылку с водой, которую принесла ему Маруся.
Снизу нетерпеливо крикнули. Немец повернулся и, облегченно вздохнув, стал спускаться вниз. Через несколько минут взревел мотор, тяжким звоном откликнулись гусеницы. Когда все утихло, на чердак проник едкий запах солярки.
Влез Вакулич. Принес хлеба, кринку молока.
— Ешь, — сказал Петру.
— Спасибо вам! — вырвалось у Довганя.
— Э… да что мне. Мы с Марусей знали, на что идем. А вот скажи другое: сжег я это сани, затащил тебя на чердак, а сам пошел по дороге, по которой Вася тебя тянул. Идешь, идешь… кровь. Чудь дальше — снова кровь. Где капля, где две, и выводит на дорогу в Мизяков. Я, конечно, затираю, снежком присыпаю, но время идет. День белый уже. И вдруг смотрю — мне навстречу мизяковские лесники Наум Харченко и Вакула Гринюк. Сапогами дорогу ковыряют. Они, оказывается, тоже эти следы затирают. Сошлись мы на дороге, сказали друг другу «здравствуйте» — и в разные стороны. Я сюда, а они — в Мизяков. Вот такие наши люди, хлопче.
Читать дальше