Александр Васильев - Песнь о Перемышле [Повести]

А Тамара шла и, казалось, не замечала его, чему-то рассеянно улыбнулась. «Где сейчас Сережа? Неужели все еще в командировке?» Она вдруг подумала о нем, проходя через скверик и посмотрела на скамью у фонтана, которую они звали «нашей».

— О чем вы думаете?

— Угадайте. Вы же пограничник.

— Пограничник должен угадывать только мысли врага. А вы… вы для меня… — Он даже задохнулся, — так она была хороша в своей синей шубке и синем беретике, с розовыми от мороза щеками, темными локонами, припорошенными легким пушистым снежком.

Девушка засмеялась махнула рукой. Они вышли на оживленный Буденновский проспект, уже весь белый от снега.

— Вон там, — показала Тамара, — видите гостиница «Ростов», а рядом, под куполом дом, где живет Лерина мать. Первый подъезд, третий этаж.

— А вы?

Она посмотрела на его обиженное лицо.

— Не сердитесь. Сегодня к нам могут прийти гости, мне надо сходить в парикмахерскую. Вы же видите, какая я растрепа.

— Послушайте, Тамара! — Он удержал ее и, зардевшись, взглянул на нее так, что она испугалась. — Сколько вам нужно знать человека, чтобы выйти… чтобы заключить с ним брачный союз?

— Года два-три… Собственно, зачем это вам?

Она вырвалась и быстро пошла в другую сторону. «Оглянется или нет?» Ее невысокая стройная фигурка мелькала в толпе, как синий огонек. «Если не оглянется — все пропало». Она оглянулась и махнула рукой. Все в порядке!

Он посмотрел на идущих мимо людей, на деревья, запорошенные снегом, вдохнул свежий, пахнущий миндалем и фиалками воздух и засмеялся: «Два-три года!» А у него в запасе всего семь дней: пятнадцатого он должен быть в Перемышле.

Если бы люди могли читать мысли друг друга…

Тамара оглянулась просто потому, что почувствовала на себе взгляд этого чудака, и с досадой махнула рукой: идите же! Не придала она значения и его вопросу «о брачном союзе». Как и большинство девушек, Тамара могла бы понять того, кто бы сам понравился ей с первого взгляда. Но появление незнакомого лейтенанта, как и его ухаживания казались нелепыми и смешными.

«Больше я с ним никуда не пойду!» — сказала она родителям. Тамара вернулась сердитая и растроенная: в парикмахерской пришлось выждать большую очередь; телефон у Саркисовых, куда она позвонила с почтамта, молчал, по-видимому Сережа еще не приехал. «Я несчастная! — думала Тамара. — Так ждала праздника, мечтала провести его в какой-нибудь веселой интересной компании… А тут придется сидеть дома, в общества долговязого лейтенанта. Хотя бы он не пришел!»

Но лейтенант пришел — выбритый, сияющий, со свертком в руке. Отозвал на кухню Екатерину Авраамовну и о чем-то долго шептался с ней. Мать вышла оттуда смущенная, с красными пятнами на щеках. «Тамарочка, — сказала она, — ты развлекай Петю. Спой что-нибудь или хотя бы заведи граммофон». Петь Тамара конечно, не стала, а граммофон завела. Лейтенант пригласил ее танцевать. Отодвинули стол, сделали два-три круга и уселись на диван. «Расскажите про шпионов», — попросила сестра Оленька. Отец шикнул на нее, но лейтенант оживился и рассказал несколько случаев из пограничной жизни, предупредив, что о них уже писали в газетах. Он говорил, увлекаясь и не отрывая глаз от Тамары. Она тоже смотрела на него с интересом, вероятно, потому, что впервые подумала о его трудной и опасной службе и представила, как должно быть он одинок в далеком, чужом городе в пустой квартире, куда часто возвращается уставший, промокший до нитки. Перед ней был необыкновенный человек, герой. А она смеялась над ним!

Тамара стала рассматривать его лицо — пристально, как бы определяя, что же в нем героического? Нет, это было заурядное лицо сельского парня — скуластое, с пухлыми обветренными губами, с жестким ежиком темно-русых волос. Ничего примечательного, только, пожалуй, глаза — темно-карие с искринкой, живые, сообразительные. Как они много видели!

Лейтенант ушел поздно, сказав, что поселился в гостинице «Ростов» и что завтра, если Тамара не возражает, он зайдет за ней и они пойдут в театр. «Завтра не могу — у меня ночное дежурство». — «В таком случае разрешите зайти и проводить вас на службу?»

Сейчас он опять был прежний — угловатый, смешной. Тамара хотела отказать. «Вдруг знакомые увидят, скажут Сереже». Но передумала. «Пусть Сережа немного поревнует, в следующий раз не будет задерживаться в командировке!»

Лейтенант просиял.

— Так, значит, завтра в пять ноль-ноль!

Он ушел довольный и весело, заговорщически подмигнул матери. Тамара вспомнила об оставленном свертке. «Что он тебе принес?» — недовольно спросила она. «Это не мне, — призналась мать. — Тебе».