Александр Васильев - Песнь о Перемышле [Повести]

Вновь возвращаемся к альбому. Теперь наступает полоса любительских фотографий. Несколько снимков сделано на фронтах гражданской войны. И кажется, что видишь некие наглядные пособия по истории наших вооруженных сил — сначала Красной Гвардии, затем Красной Армии… Командиры в пестрой одежде: кто в старых солдатских гимнастерках только без погон, кто в кожанках, кто в трофейных френчах… Те же командиры, но уже в шинелях, на головах остроконечные суконные шлемы. Затем появляются знаки различия — в петлицах и на рукавах… И вот, наконец, я вижу Снегова в генеральской форме довоенного времени, той, в какой уже видел его на старой «перемышльской» карточке.

Прежде, чем вступить в командование стрелковым корпусом, расположенном на исключительно важном участке, на границе с гитлеровской Германией, Михаил Георгиевич Снегов прошел большую военную и жизненную школу. В гражданскую он командовал ротой, батальоном, полком, был начальником оперативного отдела, затем, уже к концу восемнадцатого года, начальником штаба бригады. В боях с деникинской белой армией принимал участие в должности начштадива, прошел путь от Воронежа до Кавказа, где его застало окончание войны.

После войны Снегов снова в Москве — учится на Высших академических курсах, а затем возглавляет последовательно штабы дивизии и корпуса. Служит под началом замечательных военачальников Дыбенко и Блюхера, принимает активное участие в создании крепкой регулярной Красной Армии, выполняет военно-дипломатическую миссию в Китае…

По возвращении его оставляют в наркомате начальником управления делами. Нарком Ворошилов высоко ценит деловые качества Снегова: его аккуратность, точность, исполнительность, высокую грамотность и эрудицию — и долго не хочет с ним расставаться, несмотря на неоднократные рапорты своего управделами с просьбой направить его на командную должность в войска. Все же Снегов добивается своего. В звании генерала он получает долгожданное назначение, и не куда-нибудь, а в Перемышль, «роковой город», как называл его Маслюк.

Итак, Перемышль! Но Юрий Михайлович повторяет, что об этой, самой интересной для меня странице жизни его отца, он мало что может сказать. Знает, что отец придавал огромное значение боевой выучке войск в духе требований современной войны — тесного взаимодействия всех родов войск, повышенной маневренности, максимального использования технических средств, и т. д. Учения проводил часто и стремился, чтобы они проходили в условиях, приближенных к боевым. Не случайно находившиеся под его началом части и соединения получали благодарности и награды.

Задаю вопрос, который возник у меня в ходе этой беседы: была ли какая-нибудь связь между общей культурой генерала, его творческой личностью и широкими интересами и теми, чисто военными качествами, которые так блестяще дали себя знать в самом начале войны? Ведь насколько мне известно, в войну он едва ли не первым из генералов был награжден Указом от двадцать третьего июля орденом Красного Знамени?

Юрий Михайлович, сам человек военный, бывший фронтовик, говорит, что прямой связи здесь, возможно, нет, но, по его мнению, интерес к литературе, к искусству, безусловно, обостряет ум, а творчество, в том числе военное, подчиняется, по сути, одним законам. Конечно, известны случаи, когда битвы выигрывали полководцы, не блещущие общей культурой, но и среди них не было людей без творческой жилки. Впрочем, это скорее исключение из общего правила.

— Не оставил ли генерал каких-нибудь записей о боевых действиях того периода? — спрашиваю я.

Юрий Михайлович думает, потом как-то странно усмехается.

— Вообще-то при его жизни я не видел, чтобы он что-нибудь записывал. Но недавно, разбирая бумаги в его столе, я нашел одну тетрадку… — Он выдвигает один из боковых ящиков. — Вот, здесь кажется что-то есть.

Он протягивает мне простую школьную тетрадку в серой обложке с полустертым рисунком на темы пушкинских сказок. На первой странице написан эпиграф из «Евгения Онегина»: «…Ума холодных наблюдений и сердца горестных замет». Дальше идут какие-то отрывочные записи иногда в полстраницы, иногда всего одна строчка или два-три слова. Кое-где на полях попадаются рисунки, сделанные карандашом, и тоже почти неразличимые. А вот и несколько рукописных карт…

Кажется это то, что мне надо: схемы военных действий в Перемышле и прилегающих районах, контролируемых корпусом Снегова. Схемы даны подневно за неделю боев: об этом говорят четко выписанные над каждой из них даты. Красным карандашом обозначены рубежи, занимаемые нашими воинскими частями, синим — немецкими…