Ади Шарипов - Партизаны-казахстанцы

Мои раздумья прервал удивленный возглас Анисимова.

— Ночь-то какая! Смотри, звезда падает. А ребята спят. В такие ночи только и мечтать. Грустишь, наверное, о своих степях. А я вот свое село вспомнил. Бывало, ночью сидишь у реки, кругом тишина. Иногда только лягушка заквакает или летучая мышь пролетит. А луна из-за камыша, как лебедь, выплывает, белая… покатится серебряным блюдцем. Красота…

Где-то вдалеке ударили зенитки. Ничего не подозревая, мы решили, что это проводится обычная учебная артподготовка. Но что это? Взвилась сирена. Тревога. Мы бросились к площади. Через двадцать минут мы уже были в пути. Алая полоса рассвета. Гул зениток не ослабевал. С восходом солнца прибыли в часть.

Самолеты со свастикой резали бледное небо, сбрасывали бомбы и снова взмывали вверх. Дрогнул воздух, застонала земля.

— К орудиям!

Так неожиданно на рассвете июньского дня началась война. К вечеру мы дошли до Витебска и с ходу вступили в бой. На следующий день одиннадцать раз меняли огневые позиции. С нами бок о бок сражались жители города. Каждый из нас молча делал свое дело.

С боями, медленно, пядь за пядью, мы отступали в глубь страны. Силы были неравны. К станции Лиазко подошли вконец измотанные, усталые и оказались в железном кольце врага. Наступило время испытаний. Молчаливые, суровые лица людей говорили об одном — что бы ни случилось, не сдадимся. В сердце каждого солдата крепло чувство ненависти к врагу, чувство мести.

Мы с Анисимовым возглавили небольшой отряд и несколько раз бросались на прорыв кольца, но безуспешно. И мало-помалу начали откатываться назад. Снаряды были на исходе. Враг все ближе и ближе. Что делать?

Было ясно, что с оставшейся горсточкой людей броситься сквозь плотное кольцо фашистов невозможно. А в тылу у нас дремучий белорусский лес. Великаны деревья шумят на ветру и как бы шепчут: «Идите к нам, мы вас укроем». Выбирать не приходится. Один за другим бежим в чащобу. Рядом со мной, чуть прихрамывая, осторожно ступает Мантибай Кыпшакбаев, совсем еще зеленый парень из Кзыл-Орды. Идти все труднее. Ноги вязнут, утопают в трясине. Лишь сейчас мы почувствовали, что такое нечеловеческая усталость. Шли долго. Глаза смыкались на ходу. Помню огромный, ветвистый дуб. Мы прислонились к нему и не заметили, как свинцовая тяжесть сна придавила нас к земле.

…Море. Бронза заката. Волны с белыми гривами, волны Каспия, нежное лицо матери. Мать шьет красное атласное одеяло.

— Вот шью тебе, чтоб не мерз ночами, — ласково, смотря на меня, говорит она.

— А я и правда мерзну, — в тон ей отвечаю я.

Наш разговор прерывает суровый голос отца: «Сын мой, твой предок Байболат — это вечная слава степей. Он был железным батыром Исатая Тайманова. Исколотый стрелами, изрубленный мечом, он не покинул вождя и дрался до конца. Твой дед Карбопе тоже был настоящим воином. Я в гражданскую бился с белогвардейцами, потом — с бандой. А тебе не стыдно быть неженкой, греться под теплым одеялом. Запомни, только идущий оставляет следы, только тот знает цену жизни, кто видел смерть. У тебя одна смерть и тысяча жизней. Помни, если задремлешь, можешь все проспать. Не спи, не спи!..»

Я приоткрыл веки. Вокруг великаны-деревья. Голос отца растворился в молчании леса. Рядом, чему-то по-детски улыбаясь, спит Мантибай. Гул канонады. Над головой зловещий рокот моторов. Этот рокот властно напомнил мне, что идет война.

Глубокой ночью мы подошли к избе старого лесника Николы. Здесь я встретился с Василием Шупахиным. В этом бородаче трудно было узнать вчерашнего стройного, всегда подтянутого инженера. Изменился и Федя Гринберг. Обычно шустрый, расторопный весельчак, он выплыл передо мной медлительно и важно.

— Э… э… земляк… ты с какого света вернулся? — радостно обнял он меня. — Ну, теперь тикай фашисты, казахстанцы на коне… — Федя был из Чимкента.

Подошли ребята. Посовещались.

И тут же зародился маленький партизанский отряд. Командиром отряда стал Шупахин, я его заместителем. Разослали во все стороны разведчиков, выработали план действий. У нас была подвода и конь Погрузили на подводу оружие и боеприпасы и направились в чащу леса. Разбили лагерь и в тот же вечер совершили вылазку. Ночь выдалась звездная. Проверили автоматные диски, наладили пулемет и вдесятером залегли у шоссе. Ждали недолго. Тишину нарушил гул моторов.

— Грузовик, — сразу определил бывший шофер огненно-рыжий Мишка и притушил папиросу.

— Два грузовика… — быстро поправился он.