Анатолий Никаноркин - Сорок дней, сорок ночей [Повесть]

— Во дает! Во дает!

Гуще и гуще падают снаряды на берег. Трудно дышать. Боль распирает барабанные перепонки. Ребята передают по кругу «бычка». Затягиваемся быстро, коротко. Артиллерийская подготовка продолжается больше часа. Затем немец без передышки пускает самолеты — разрывает небо моторами, землю — бомбами. На каком же фланге начал наступление? Из-за жуткого огня невозможно выйти. Сидим, выжидаем. Наконец Туз не выдерживает:

— Нет, я так не могу… Вслепую.

Вылазит из блиндажа и вскоре появляется:

— Танки кантуются на левый фланг.

— Так мы и думали, — кривится Колька. — Зараза…

Хуже нет вот так сидеть, томиться, не работая и вдобавок не зная, что происходит на участке нашего полка в эти минуты. Ничего не поделаешь! Моряки не могут уйти, потому что отвечают за береговую оборону. Наше место — санрота.

Туз достает банку сухого спирта. Разбавляет водой. Получается голубовато-белая жидкость.

— Анютины глазки, — говорит Туз.

Но никто не пьет, ни к месту.

Огонь не утихает. Ко взрывам примешивается железный лязг и рев танков.

— Вот кабы нам рожок заиметь, — вдруг ни с того ни с сего говорит Дронов.

— Какой рожок?

— Чудодейственный… Из сказки. Загудеть бы нашему войску в Керчь.

— Слышат они наши гудки давно. Пора им выступать.

— Интересно, где сейчас Ромка? — говорю я Кольке.

«Могло быть хуже…» Если б на нашем месте он сейчас был, наверное, так бы не сказал.

Грозное гудение приближается со стороны моря. Показываются наши «илы».

— Вот рожок твой, Дронов, услыхали!

Высовываемся из блиндажа. Толкаем друг друга, подбрасываем в воздух шапки. «Илы» проносятся низко над сопками, над дамбой. Трудно разобрать, что там делается. Все в черном дыму, словно густым лесом загорожено. «Илы» прилетают несколько раз. Бьют из пушек, строчат из пулеметов, поливают огнем из «катюш».

Потом немцы начинают все сначала: артналет, авиация… Хотя бы скорее кончился день!

Первым попадает в перевязочную старшина Костя-баянист.

— Наши подбили не меньше десяти танков, — торопится он сообщить. — Заваруха была — жуть. До рукопашной дошло…

У Кости перебито предплечье. Пальцы висят, как тряпочные.

Обрабатываем рану, он всхлипывает.

— Чего ты, больно?

— Как же теперь на баяне?..

Следующий — бородач Житняк. Хату его развалило, а самого помяло, присыпало. Бок изодран.

— Минометы целы, — трясет он обгоревшей бородой.

Узнаем подробности сегодняшнего боя. На левом фланге полк отразил пятнадцать атак. Восемь танков уничтожили ребята, шесть танков подбили «илы». После обеда немцам все-таки удалось просочиться через поредевшую первую линию обороны — они заняли несколько стрелковых ячеек и дзотов.

— Фриц думал разделаться одним махом! — рычит Житняк. — Не вышло… Только беда у нас — Железнов попал в окружение, и комбат Радченко ранен.

Позже потоком хлынули раненые, пожалуй, столько их было лишь в первые дни десанта. Танки расстреливали, утюжили наших солдат в окопах, траншеях.

Санитары всю ночь таскают тяжелые носилки… И мы всю ночь работаем. Приносят майора Радченко. Он ранен в голову. Без сознания.

Среди ночи вспышки и гул в стороне Керчи. Екает сердце. А может, это долгожданный прорыв? Керчане идут к нам?

С утра только и разговору, что перед рассветом немец обстрелял капонир Нефедова, и его чуть не убило. Как все произошло, толком никто не знает, пока в санроту не приходит ординарец Алексашкин. Батя беспокоится, в каком состоянии майор Радченко. Мы набрасываемся на Алексашкина.

— Батя-то как?

— Ничего, братцы, обошлось… Проклятая самоходка! Примостырилась на высотке, напротив КП, и как жахнет — всю стенку над Батиной койкой разворотило. Скажу, счастье, что сидел Батя с замкомдивом за столом, а то бы амбец…

— Замкомдив? А чего он был?

— Подкинуть подкрепление обещал.

Нефедов еще ночью, во время обхода участка, приказал отвести все батальоны на вторую линию обороны. Железнов и Чайка понесли большие потери, первая линия разрушена — восстанавливать ее не было возможности. Передний край полка теперь находится недалеко от КП Нефедова, и, поднявшись на дамбу, можно без бинокля обозреть поле боя. Нам из санроты виден треугольник — кусочек, где дамба, заворачивая, подходит к сопкам. Еще просматривается извивающаяся змеей дорога, ведущая к дальним высоткам, которые занимают немцы.

Прооперировать за ночь всех раненых мы не успели. Продолжаем днем. Время от времени выбежишь хапнуть свежего воздуха и — назад.