Уильям Эш - Выбор оружия

Томас об этом и не думал и только из вежливости пробормотал:

— Спасибо.

— Ну ладно, я пошел. Дел — по горло. Вам понадобится другой клерк, — он подмигнул чуть ли не дружески, — ну уж теперь вы, наверное, подождете, пока я его проверю.

Томас снова сел. Вот досада — сумей он быстро оценить обстановку, можно было избавить себя от дикой сцены. Шэфер не имеет права распоясываться у него в кабинете, и вообще что за безобразие, оскорблять коллегу при туземных подручных. Правда, Томас знал, что у него замедленная реакция: там, где нужно сразу найтись, он теряется. Он не считал себя трусом: знал, что под пулями не дрогнет и умеет держать себя в руках, дожидаясь определенного часа, указанного в задании, — не всем это легко дается, — а он владеет своими нервами. Но когда случается непредвиденное, он, как дурак, топчется на месте и не способен ни действовать, ни принимать решение. Замедленная реакция, только и всего. Но для таких, как Шэфер или Лорйнг, это может показаться трусостью.

Нет, жизнь не должна быть такой. Она не должна состоять из внезапных ударов — когда невольный порыв берет верх над разумные дальновидным расчетом.

Ощущение, что жизнь должна быть такой, чтобы человек его склада мог чувствовать себя уверенно, вероятно, и лежало в основе его политических идеалов. Впрочем, кто знает! Но как могло случиться, что Сен, такой мягкий, робкий человечек, вступил на путь, при котором роковой исход почти неизбежен, если Шэфер, конечно, прав. Томас все еще не мог примириться с этим. Во-первых, нелегко признаться, что ошибся в человеке; значит, он мог ошибаться и во многом другом: ведь он был так уверен в безвредности Сена. Во-вторых, если сумасбродная теория политической активности даже таких, как Сен, толкает на несвойственные им поступки, то тут в какой-то степени упрек самому Томасу. Он всегда находил утешение в мысли, что человек не может идти против своего характера, который сложился в ранней юности. Эта мысль во многих случаях помогала ему безжалостно отвергать какие-то решения, чуждые его натуре. Она же была отправной точкой его суждений об окружающих и о самом себе. Но, вероятно, Сен слишком глуп и просто не понижал, что рано или поздно его все равно схватят. Да, да, лучше думать именно так, особенно если вспомнить, какое лицо было у толстяка, когда его тащили: он одинаково боялся и того, что проговорится под пыткой, и самой пытки. Тот, кто неверно оценивает свой характер, всегда кончает трагически. Да, только так и надо рассуждать, особенно сейчас — близится решающая минута, и он не может позволить себе отвлекаться на второстепенные проблемы.

За этими размышлениями он пропустил завтрак, и пришлось удовольствоваться разогретой едой; зато он был совсем один.

Выйдя из столовой, он почти по привычке повернул к лазарету. Он не собирался разговаривать с пленным, хотел только осведомиться, каково его самочувствие с утра.

Его поразило, что у входа нет часового: он понял, это могло означать только одно, и почти вбежал в здание. Изолятор был пуст. Он прошел в другое крыло: здесь Прайер делал обход.

— Где он?

— Его взяли с час назад.

— Шэфер?

— Да. Я дал им двух санитаров, чтобы нести носилки.

— Боже мой! И вы не сказали, что он еще не транспортабелен?

— Меня не спрашивали.

— Все же могли бы замолвить словечко, — с легким сарказмом.

— Кто меня послушает? — сердито спросил Прайер. — И вы не слушали. Здесь никто не слушает человека, желающего сохранять жизни. Мое дело — латать солдат, чтобы они могли снова убивать. Оружейник от медицины — вот кто я такой.

Препираться не было времени. Он сел в машину и поехал в полицию. Этот грубый кретин погубит все, решив сам творить суд и расправу. Тормоза взвизгнули, машина встала перед дверью, и Томас быстрым шагом вошел в кабинет Шэфера.

— Что это значит, почему вы забрали пленного, даже не предупредив меня? Вы же знаете, во всем, что его касается, распоряжаюсь я один.

— Убавьте пыл. — Шэфер умиротворяюще поднял руку. — Вас не было на месте, а действовать надо было безотлагательно.

— Вы вообще не имели права действовать.

— Вот тут вы и ошибаетесь, — для подкрепления своих слов Шэфер вытащил из стола папку. — Эта штука куда серьезнее, чем я думал. Ваш клерк был их главным резидентом в районе. Оказалось, — тут Шэфер с самодовольной улыбкой откинулся на спинку стула, — что он давно связан с шайкой, которая устроила засаду. И во всех подробностях обсудил это дело вместе с проклятым изменником, за которого вы так ратуете.