Иван Падерин - На главном направлении [Повести и очерки]

Мы вышли. Беспокойный Вотитов не дал даже заглянуть в свой отсек.

— Идем, идем, — заторопил он меня и, согнув в три погибели свое длинное тело, почти на четвереньках выполз на тротуар Пушкинской улицы.

Навести порядок на переправах центральной пристани было не так-то легко. Подходы к причалам были забиты ранеными и санитарами. Чуть поодаль от причалов толпились большие группы шоферов, артиллеристов, стрелков, минометчиков с карабинами и винтовками. О чем-то переговариваясь между собой, они, казалось, готовы были обвинить любого командира за беспорядок и расправиться с каждым, кто попытался бы послать их на огневые позиции, в бой.

Отделившись от своей группы, я прошелся вдоль берега и заметил, что почти у всех автомашин спущены скаты. Трехтонки, полуторки, «студебеккеры», «эмки», «пикапы», которых скопилось тут великое множество, словно сговорившись, присели на корточки и стоят на дисках, на сплюснутых покрышках, дескать, теперь мы отбегались, нас разули: камеры нужны людям, чтоб переплыть Волгу, она здесь вон какая широкая…

Подхожу к одной группе шоферов и, будто не замечая того, что они сделали со своими машинами, обращаю внимание на бревна, спущенные на воду, на связанные доски и неожиданно для них произношу:

— Вот это более надежные средства переправы, лучше резиновых камер.

— Как? — вырвалось у одного из них.

— Резиновую камеру пуля пробьет, воздух выйдет, и пошел ко дну.

Шоферы переглянулись и, не зная, что сказать, начали расходиться в разные стороны. Вскоре рассеялась еще одна группа, затем ещё — и у причала стало просторнее.

Так, наведя некоторый порядок на центральной пристани, мы должны были выполнить вторую часть приказа командующего, сообщить частям о том, что к нам идет большая помощь.

Мне и Ивану Семину выпало быть у танкистов, разместившихся на той стороне Царицы в развалинах южной части города.

В районе Астраханского моста, где были огневые позиции артдивизиона бригады полковника Батракова, мы попали под сильную бомбежку.

Бомбардировщики настойчиво пикировали на маленький пятачок. Неглубокая щель, вырытая около орудия, едва защищала от осколков. Взрывная волна несколько раз перевертывала, крутила нас, словно пытаясь выбросить на бруствер. В ушах звенело. Едва выбрались из щели: ее стены сжались и не хотели выпускать нас из своих объятий.

Но что это? Проходит пять, десять минут — все тихо. Люди что-то говорят, шевелят губами, а я не слышу Где-то с огромной силой рвутся мины, колеблется земля, и все это я только чувствую, но не улавливаю ни звука.

Мой спутник Иван Семин написал на спичечной коробке: «Идем». Я кивнул головой.

Пробираемся по берегу к Астраханскому мосту. Люди нагибаются, втягивают головы в плечи и бегут. Песчаный берег пузырится. Мы остановились.

«Пулемет», — мелькнуло в голове, и, следуя примеру Семина, я бросился бегом в укрытие за мост.

Переждав, пока кончится обстрел, закурили и расстались: я пошел на набережную, Семин — к коменданту переправы.

Что делается кругом, трудно понять. Земля по-прежнему содрогается, с уцелевших стен валятся кирпичи.

Неожиданно из воронки вылез солдат. На бледном лице его синие пятна. Губы сжаты, желваки напряжены- На плечи наброшена шинель, а руки спрятаны за спину.

Подойдя поближе, солдат остановил меня. По движению губ я разобрал: «Дай докурить».

Прижег потухшую во рту самокрутку и подал ему, но он не взял ее в руки, а подставил рот и схватил губами.

«Что еще за шутки?»

Солдат жадно затянулся, пустил густую струю дыма и откинулся назад, показав мне оторванную левую руку; бледными пальцами правой руки он держал ее в локтевом суставе…

Потом солдат выплюнул окурок, молча поглядел на меня помутневшими глазами и зашагал на переправу…

К вечеру моя глухота прошла.

Мы должны были собраться в подвале полуразрушенного Дома специалистов. К установленному сроку пришли только трое. Остальные ранены и направлены за реку. Вотитов сообщил обстановку и напомнил, что Военный совет армии требует уточнить положение с вокзалом и оказать помощь переправляющимся подразделениям гвардейской дивизии Родимцева.

Немцы рвутся к центру города. Пробившись клином через Мамаев курган к вокзалу, они прилагают все усилия к тому, чтобы овладеть центральной переправой. Клин расколол город на две части. Острие клина придвинулось к реке на расстояние прицельного выстрела из винтовки.