Михаил Алексеев - Русский характер [Рассказы, очерки, статьи]

3 сентября, когда штаб фронта перешел на левый берег в Ямы, а авангардные части противника вышли уже по Царице к центру города, восемь наших связистов сидели на дне Царицы, контролируя связь. Только получив приказ, люди сняли провода и отошли к Волге.

А прокладка кабеля по Волге? Связисты часами находились в холодной воде. Несколько раз провод обрывался. Когда не хватило речного кабеля, связисты собирали на берегу Волги смолу, растапливали ее, обливали обычный провод смолой и тянули через реку. Смола в холодной воде давала трещины, тогда обвязывали провод бинтами, опять смолили. Заработали сразу несколько проводов.

«Двадцать четыре шпалы» ушел.

Еременко позвонил адъютанту:

— Сообщите полковнику Сараеву, я завтра в девятнадцать ноль-ноль приеду вручать ордена его людям.

Минуту спустя, вошел начальник оперативного отдела и командующий поручил ему готовить материал для разговора со Ставкой. Начальнику разведки было поручено подготовить подробные характеристики неприятельских дивизий и их командиров. Получив это приказание, десятки офицеров в штабах армии и флота день и ночь будут вести напряженное изучение и сопоставление имеющихся документов…

Вновь зазвонил телефон.

— Да, да, давайте начинать. Сейчас иду… Прошу извинить: заседание Военного Совета, — поднимаясь, сказал Андрей Иванович. — Заходите, ребята, — бодрым голосом добавил он, словно желая и в нас вселить дух бодрости, уверенности в то, что все будет хорошо. — Может быть, скоро я смогу рассказать вам что-нибудь веселое…

Это было за три недели до начала нашего наступления южнее Сталинграда…

Когда с парохода выгрузили последнего раненого, врач Катерина Ивановна сразу ослабела от усталости. Цепляясь каблуками за обитые металлическими полосками края ступеней, она поднялась в свою каюту; не снимая халата, села на стул и с наслаждением сбросила туфли.

Узкая каюта была освещена оранжевым светом вечернего солнца. На второй полке золотисто поблескивал длинный ряд тарелок — завтрак, обед и ужин, поставленные санитарками.

Катерина Ивановна взяла одну из тарелок и попробовала гуляш с кашей. Каша липла к небу и пахла мазутом. Скинув халат, Катерина Ивановна легла в постель. Все тело ее гудело, в каждой мышце пульсировала застоявшаяся кровь, но, несмотря на усталость, на тяжелый рейс и выгрузку, ее не покидало чувство облегчения. Муж написал ей, что на полгода отозван с передовой в тыл, на учебу в родной город. За год войны и разлуки Катерина Ивановна привыкла к тревоге за мужа, казалось, даже перестала ощущать ее и только прочитав письмо, по охватившему ее чувству радости поняла всю тяжесть гнета, под которым жила этот год.

Катерина Ивановна закрыла глаза, и сейчас же перед ней поплыли повязки. Перевязанные руки, ноги, головы, повязки шинные, гипсовые, простые с необыкновенной ясностью и отчетливостью плыли перед ее глазами.

Когда-то в детстве, после того как она ходила за грибами, грибы появлялись перед ней так же сами по себе, стоило только ей смежить веки.

Повязки плыли длинной вереницей, потом стали быстро разматываться, и сквозь головокружение пришел сон. Она спала недолго: ее разбудил голод.

Пароход вздрагивал и покачивался. Совсем рядом, у окна, голос, одновременно и усталый и возбужденный, говорил:

— Я гляжу, он, черт конопатый, мне на комбижир тару навешивает.

Другой голос самодовольно и авторитетно сказал:

— Это у них не документ. Штамп — не печать. Подбавь вишневого.

Это начпрод с бухгалтером пили чай на палубе.

Катерина Ивановна села и увидела неясные в сумерках, уплывающие дебаркадеры Казани и суетню маленьких черных людей, которая издали, с парохода, всегда казалась неопределенной и мелочной. На палубе у перил стояли сестры и санитарки, прощаясь с Казанью. Они еще не окончили уборку, у них были подоткнуты юбки, из-под юбок виднелись босые грязные ноги. Пустой пароход слегка кренило на сторону.

— С палубы разойдись! — донесся сверху властный и безразличный голос капитана. И сейчас же вслед за ним заверещало старческое сопрано капитанши, прозванной командой «Мы с капитаном».

— Капитан говорит: с палубы разойдись. Не видите, палубу перекосило? И чего глядеть? Казань как Казань, который раз едем! Бомбило ее или горела, чтобы на нее смотреть? Разойдись с палубы, — капитан говорит! Нет у вас никакого понятия! Мы с капитаном тридцать лет по воде ходим, а таких безобразиев не видали. Это разве команда? Женщины!.. — заключила «Мы с капитаном» с таким глубоким презрением, как будто сама она была мужчиной.