Николай Дворцов - Море бьется о скалы [Роман]

Васек приоткрыл дверь комнаты.

— Поймали! — бросил он через плечо и опять высунулся в дверь.

— Ой, не приведи такого, — простонал Дунька. — Измолотят, а то и вовсе решат…

— За себя испугался? — прикрикнул Федор. — Что там, Вася?

— Зайцев выслуживается. Бьет… Ведут!.. — Васек поспешно прихлопнул дверь и встал в строй.

Многоногий топот приближался. В строю затаили дыхание. Ждали — вот распахнется дверь, влетит Жорка, за ним ввалятся немцы и начнется расправа. Но топот лишь на секунду задержался у дверей, а затем с беспорядочной колготней миновал ее.

— Пронесло, — облегченно вздохнул Дунька. — Слава те!..

— Открыть двери комнат! — закричал Зайцев. — Слушайте все! За попытку к бегству военнопленный 86927 подлежит расстрелу! Но господин комендант заменяет расстрел телесным наказанием. Пятьдесят шлангов!

— Ишь, благодетель! — у Васька нервно передернулись губы.

Меж тем Егор поставил перед Жоркой табурет и, поигрывая увесистым резиновым шлангом, требовал:

— Спускай штаны! Ложись!

Жорка глазами затравленного зверя глянул на Егора, на немцев и опустил дрожащие руки к пуговицам. Штаны сползли, обнажая тонкие иссохшие ноги.

— Живо ты!.. Что как дохлый? Сигареты слета хватаешь, а тут… Ну! — Егор большой лопатообразной ладонью зло хлопнул Жорку по шее, и тот упал животом на табурет, схватился до мертвой белизны в пальцах за проножки.

— Придержи его, Антон. Голову придержи, чтобы не рыпался. Сейчас я поддам!

Зайцев зажал между ног голову Жорки.

С первого удара Егор охнул, как молотобоец, а Жорка весь дернулся, стукнул коленями о табурет.

— Раз, два… — считал Зайцев.

Морщинистое лицо коменданта расплылось в довольную улыбку. Но было досадно, что наказываемый не плачет, не просит пощады, даже не стонет. Точно немой. Направив на худые Жоркины ягодицы свет похожего на скалку фонаря, комендант пискливо закричал:

— Феста! Феста, доннер веттер!

— Крепче! — переводил Зайцев.

— Это можно, — выдохнул между ударами Егор.

— Ецт гут! Зер гут! [5] — Теперь хорошо! Очень хорошо! — в восторге комендант по-мальчишечьи перебирал ножками в маленьких блестящих сапожках.

Унтер отвернулся и не спеша подошел к открытой двери первой комнаты, с ехидной улыбкой спросил:

— Не завидное зрелище, правда? — и, подняв указательный палец, добавил: — Но поучительное. Правда? Без кнута русские не могут. В России чтут царя и кнут.

— Тридцать пять, тридцать шесть, — считал Зайцев.

Жорка расслаб и уже не дергался от ударов. Руки соскользнули с проножек и вяло повисли.

— Сорок один… Сбавь, разошелся!.. Сорок два… Кричи! — посоветовал Жорке Зайцев.

Но Жорка молчал

Жорка всю ночь лежал на животе, стонал. Степан, опасаясь причинить товарищу лишнюю боль, старался не ворочаться, жался к соседу, освобождая как можно больше места.

В комнате было тише обычного. Лишь где-то на нижних нарах вполголоса переговаривались:

— Скорей бы выгнали на работу. За проволокой легче кусок добыть. Те же норвежцы помогут. По всему видать, сочувствуют нашему брату.

— Да, за проволокой видней…

Степан слушал, и ему невольно вспомнилось когда-то вычитанное выражение древних римлян: «Пока я живу — я надеюсь». Так оно и есть. Вот, кажется, все, конец, но сердце бьется, и люди продолжают тешить себя надеждой, ожидать каких-то несбыточных перемен в судьбе.

— Пить, — простонал Жорка.

Степан потянулся в изголовье за котелком, но воды в нем не оказалось.

— У меня есть, — отозвался Федор.

Степан никак не мог нащупать в темноте протянутый ему котелок.

— Вот! Держи…

Когда Жорка напился, Степан шепотом опросил:

— Как получилось?

Жорка не ответил.

Сердится, что ли? А за что, спрашивается? Ведь согласись Степан бежать — двоих бы выпороли. И только. Мечется… Неужели окончательно выдохся?

…Утром, лишь только открыли ставни, послышалась команда:

— За хлебом!

На этот раз Степану довелось делить хлеб в восьмерке. Зная свою непрактичность, Степан отнекивался. Но товарищи настояли. Больше всех старался Дунька.

— Велика хитрость… Главное, по чести… Возьми вот нож, вострый…

Дунька хлопотливо помогал Степану: держал весы, советовал, какую и как урезать пайку и к какой добавить.

Когда хлеб «раскричали», оказалось — одной пайки не хватает.

— Как же это? — растерялся Степан. — Было восемь… Честное слово…

— Ты развешивал — сам в ответе. Отдавай свою, — Дунька отправил в рот с пайки довесок. — А как же?..