— Что, струна лопнула? — зло спросил кто-то из дожидавшихся очереди на «прием».
Пленный, опустив голову, ушел.
Спустя несколько минут, Степан заглянул в третью комнату. «Доброволец» хныкал на средних нарах. В ногах у него стоял, очевидно, земляк.
— Я им покажу… Я навоюю…
— Себя только тешишь, больше ничего. Тут не показал, а там и подавно… Перемешают и не поймешь, кто чем дышит… Будешь, как милый, постреливать в своих. Может случиться, и в брата пальнешь иль сельчанина…
— Да они ведь силком, под наганом!..
— Ладно нюнить! — оборвал земляк. — Глядеть тошно… Забирай матрац и отправляйся. Там хлеба и баланды от пуза.
Степан слазит с нар, всовывает ноги в ботинки, не завязывая их, выходит в коридор. Двигает ботинки, стараясь сильно не бухать. За дверями стоят двое.
Светает. Сквозь поредевшую темноту проступают силуэты гор. Двое тихо разговаривают.
— В первой половине апреля у нас сеют. Какая бы весна ни была — все одно…
— Это где?
— Курский я…
— А я северней, Псковская область… Да, детишек, понимаешь, жалко… О себе я не думаю… Там погибают, а мы что, святые?.. А вот детишек жалко. Четверо… Один одного меньше…
Степан с недоумением прислушивается. Дежурные? Кажется, они? Значит, не рухнуло, все идет по-прежнему? Он сам растерялся, а не другие…
Степан возвращается, ложится, но уснуть не может.
Услышав осторожные шаги, Степан подымает голову. Посреди комнаты стоит Бакумов и манит его пальцем.
Они не спеша идут в уборную. Бакумов молчаливей обычного, смотрит мрачно в ноги.
— Не вызывали?
— Нет еще…
— Меня тоже…
Степан, чуть приотстав, передает разговор с Каморной Крысой.
— Шантажирует, — заключает Бакумов. — Какие у них основания подозревать тебя? А евангелие есть?
— Зачем? — удивляется Степан.
— Какой же ты баптист без евангелия? Достанем. Цитаты вызубри. Чтобы честь честью. Вызовут — стой на своем. Евангелие прихвати…
— Да, так, пожалуй, убедительней будет, — соглашается Степан.
— Сегодня баржу в порт не заводили? Не замечал?!
— Баржу? Кажется, была.
— Тише! — Бакумов оглядывается.
— Была, была… — Степан послушно сбавляет голос. — Железная… Часовой…
— Она, значит… Взрывчатка… — Бакумов задумчиво потирает крутой с горбинкой нос. — Сегодня девятнадцатое?
— Да, уже…
— Завтра день рождения фюрера Неплохо бы отсалютовать. Представляешь?
— Что-то не очень… Не понимаю, как?..
— Подумать надо… Только бы не убрали ее. Заманчивая возможность.
21
Утром пленные затащили по трапам на рыжую палубу крейсера два тяжеленных насоса, и теперь по толстым шлангам хлещет за борт вода. Шум ее сливается с гудением двух электромоторов. А на берегу высится под серым брезентом пирамида черных гробов. После откачки воды пленным предстоит извлечь из ржавого нутра коробки членов экипажа. Каждому понятно, во что превратились за четыре года бренные останки рыцарей «третьей империи». Не очень-то приятное дело…
Но Степана Енина беспокоит совсем иное. Вторые сутки он не живет, а, кажется, горит на медленном огне. Нервы напряжены до предела, сердце колотится с удвоенной силой. Взорвать! Непременно взорвать! Хоть не в полную меру рассчитаться с врагами… Но как это сделать? Как, черт возьми?!
Вчера Степан разведал, что баржа стоит напротив складов. И сегодня она там. Это метров на семьдесят дальше латрина. Пленные туда не ходят. Им нечего там делать. Любой немец задержит в том месте пленного. Но если даже удастся чудом проскочить, то что дальше? Ведь на барже часовой. Как подступиться к нему?
Вечером Степан долго советовался с Бакумовым, а ночью, когда все спали, Цыган принес ему полуторалитровый котелок.
— Баланды землячок подкинул. Тебе оставил немного, — сказал Цыган, лукаво подмаргивая. — Не забудь помыть котелок.
Степан поставил котелок в изголовье, накрыл шинелью, налег грудью на шинель. Бакумов предупредил, что в котелок норвежцы вмонтировали магнитную мину. Передвижением почти незаметной кнопки включается часовой механизм, и через тридцать минут мина взрывается.
Мина радует и страшит Степана. Вот то, о чем он так долго мечтал. В помятом солдатском котелке сконденсирована смерть, и завтра он, уподобясь волшебнику, выпустит ее на головы врагов. Степан сделает это с великим наслаждением. Расплата, господа фашисты! Расплата!. А ведь погибнут не только враги… Да, да, если удастся, взрыв будет ужасным. Никифор говорит, что в барже около трехсот тонн взрывчатки. А рядом склады боеприпасов…
Читать дальше