В воздухе заметно посветлело. Евгений чертыхнулся и увидел в повозке на брезенте вытянувшегося человека. Слипшиеся в комок волосы его заливала кровь. Человек был тяжело ранен.
— Сапер-водичка… — слабо окликнул он.
Евгений от неожиданности вздрогнул — Кузьма ли перед ним? — и потому ответил не сразу:
— Здоров!
— Отвоевался…
Повозочный тянул вожжи, хотел трогать, но Евгений придержал его: Кузьма силился еще что-то сказать.
— Напоролись в темноте… на фрицев…
Евгений понял, что разведчик плох, его нужно быстрее везти, но не мог отвернуться и не выслушать, быть может, последних слов его.
— Ты не сердись… — сказал Кузьма и перешел на шепот: — Анютка, слышь… дети войны…
Эти невнятные слова заставили Евгения покраснеть. Он подумал об Ане как о чем-то потерянном, и было жаль потери. Он пристально вглядывался в глаза Кузьмы и видел, что тот уже его не узнает.
Рассвет застал Евгения со взводом на правом фланге полка, возле пруда. Саперы дежурили у водопуска небольшой плотины, имея задачу — отворить шлюз после отхода подразделения прикрытия. Это подразделение — усиленная стрелковая рота первого батальона — загодя выдвинулось вперед и принудило фашистов развернуться в боевые порядки. А тем временем батальон с приданной артиллерией перекрыл дорогу, по которой рвались немцы. Местность была здесь открытая, дорога за перемычкой поднималась на пологий степной взгорок и до самого горизонта виляла в неубранных хлебах. Никаких препятствий, кроме пруда с илистым дном, природа здесь не сотворила.
Буряк с Наумовым и Янкиным возились у творила, но замокший дубовый щит не трогался с места. Тогда Евгений приладил к нему две мелинитовые шашки.
— Всю бы плотину и подкинуть! — определил Буряк.
— Смозговал… А вперед если?
Повыше, рядом с НП стрелкового батальона, саперы копали щель для подрывников. На этом же поле обживал огневые позиции пулеметный взвод. Через весь клин, наперерез дороге, прочертились желтые пехотные окопчики. Внизу, у самого пруда, за кустистым заслоном таились две противотанковые пушечки. Ездовые погнали с позиции лошадей и, не зная куда приткнуться, крутились между кустов. Свежий, еще не раскаленный солнцем воздух наполнялся тяжелым ревом моторов; с северо-запада доносилась орудийно-пулеметная пальба. Там уже столкнулись передовые части, и было ясно, что за ними движутся к рубежу основные силы. Утренний луч солнца выхватил в небе клубы пыли: пешие и механизированные колонны устремились к району сражения.
Саперы бегом протянули к подрывной станции магистраль и отошли за линию окопов; на плотине не осталось ни души.
В воздух поднялся артиллерийский аэростат.
Евгений, Буряк и Наумов теснились в щели, возле подрывной машинки. Евгений поминутно вынимал из кармана липкий от потной руки пусковой ключ. Подрывники ждали сигнала комбата-один. Буряк тоже то совал руку в карман, то выдергивал, будто что-то вспоминал или собирался докончить неотложную работу.
— Гудит… — сказал Буряк.
Евгений поднял глаза к унизанным ласточками телеграфным проводам. Стал пересчитывать птиц, сбился и повторил счет, повел взглядом со столба на столб, через плотину на взгорок, по хлебам — до самого небосклона.
На НП зазвонил телефон, комбат-один доложил, видимо, в полк: «Готово… есть огни…» Ветер заволакивал пылью дальний левый фланг, оттуда докатился орудийный залп. С проводов сорвались птицы.
Стаи снарядов захлюпали над саперами и понеслись к противнику. И почти в то же время ухнули ответные залпы — по подходящим колоннам наших войск. В небе появился фашистский разведчик, под ним вспухли розовые бутоны.
— Не боится, — вздохнул Буряк.
— Еще как! — ответил Наумов.
Голоса саперов тонули в сплошном гуде. Евгений неотрывно смотрел через плотину — вдоль дороги, ожидая отхода роты прикрытия. В бинокль казалось, туда рукой достать. На гребне, по краю светло-золотистого ржаного поля, голубели васильки.
Противник не показывался, сражение разгоралось левее. К артиллерийской дуэли присоединился сухой треск танковых пушек. Над полем боя зависли тяжело гудящие фашистские бомбовозы.
Через плотину, мимо батальонного НП, провезли на двуколке обгорелого танкиста, он стонал: «Жахнул фрицу… и морда в крови…» А телефонисты уже пустили новость: соседняя дивизия обошла немецкий клин, ее части смяли противника. Бойцы вслушивались в звуки сражения, понимали — схватка будет до последнего. Пальба то затухала, то разгоралась; сражение словно завихрялось, закручивалось огромным винтом: на левом фланге успешней продвигались наши, на правом — немцы.
Читать дальше