Игорь Николаев - Линия фронта

— Пей, сердобольный!

— Не буду, — упорствовал Константин. Однако Вадим разошелся не на шутку, он поставил стакан и заломил Константину руку, другую ухватил Прокурор. Константин пробовал освободиться, опрокинул стол, ударил Вадима головой, но у дружков хватка была железная — скрутили, бросили на кровать, принялись бить.

Ночью Костик не спал. Жестоко избитый, со скрученными руками, лежал он на кровати и думал, думал… Ему вспомнился начальник полиции, культурный, воспитанный человек — он на голову возвышался над этими ублюдками, — и его обещания: спецшкола, возможность подняться над тем же Вадимом и подобными людишками…

Развязали его утром. Руки у него зудели и ныли.

— Похмелись, — предложил Вадим.

Костик потряс занемевшими кистями, шевельнул пальцами, подошел к столу. Между тарелок торчала все та же противогазная коробка. Вадим налил из нее, а Прокурор подвинул глазунью. Набычившись, Костик выпил.

— Еще? — спросил Вадим.

Костик молча отмахнулся. Вадим и Прокурор охотно доцедили остатки.

— Выходи строиться! — раздалось под окном.

Все трое выскочили на улицу. Задачу ставил лично зондерфюрер, дело было срочное — он получил приказ по радио. Времени на исполнение оставалось в обрез: за ночь русские сильно продвинулись и могли помешать.

Дело свое карательный отряд знал — несколько команд с канистрами и факелами сейчас же приступили к работе, методично переходили от одной избы к другой, плескали под стрехи бензин, подносили факелы. Над деревней заполыхали столбы огня.

— Быстро! Быстро! — торопил зондерфюрер.

Жителей согнали на площадку возле колхозного коровника. Вадим и еще двое принялись обшаривать женщин, сдирали серьги, крестики. В толпе не замирал ропот, слышался плач детей, и лишь старики — их было человек восемь — толпились молча.

— Подавись, ирод! — выкрикнула не старая еще женщина, когда Вадим рванул с шеи у нее серебряный образок.

— Ну-ну! — Вадим наотмашь хлестнул ее по щеке — и тут же получил плевок в глаза. Он отпрянул на шаг, встретился глазами с Константином, который стоял в шеренге, во взгляде Константина отразилось столько неприкрытого презрения, что Вадим выхватил пистолет и бахнул в женщину. Толпа шатнулась, подалась к убитой, но полоснул автомат, упали еще женщина и мальчик, остальные замерли на месте.

— В коровник! — жестко распорядился Вадим. — Все вы партизаны…

Люди угрюмо молчали.

— Это за однорукого! Все вы… все вы комиссары! — орал Вадим. К нему присоединился потный Прокурор, он тоже что-то выкрикивал, и уже нельзя было понять значения слов, только видна была звериная лютость карателей.

Избы полыхали кругом, над деревней встала сплошная завеса огня и дыма. Потоки воздуха временами сносили завесу на одну сторону, и тогда было видно, как проседали горящие крыши, стреляла искрами солома, желтые языки облизывали сараи, стожки, яблони.

Каратели подталкивали автоматами женщин и детей, люди пятились, вливались в распахнутые ворота коровника. Неожиданно из толпы вырвалась девочка, подобрала оброненную куклу. Прокурор пнул девочку ногой, она кубарем влетела в коровник, едва не обив с ног деда Онуфрия, которому все еще мерещилось, что это дурной сон. Старик никак не мог осознать, как это он задремал под кустом, партизаны во главе с Бойко ушли, а он через сутки приблудился в свою же деревеньку — прямо в руки карателям…

— Под арест? — опросил Онуфрий.

Константин промолчал, хотя шел рядом, знал, что сейчас произойдет… Он механически переставлял ноги, как всякий попавший в строй солдат, и, как солдат, не мог выйти самовольно из строя… С непонятной тоской поглядел он на близкую опушку леса, продолжая конвоировать обреченных людей, которые толпой вливались в коровник. Несколько поотставших женщин с детьми на руках упирались у входа, но их затолкали прикладами, ворота закрыли. В ту же минуту коровник со всех сторон облили бензином и зажгли.

Каратели метались вокруг коровника, строчили по оконцам. Но вот из оконца чьи-то руки вытолкнули девочку с куклой, девочка брякнулась на землю, заплакала, игрушка выпала из ее рук. Константин подался к девочке, но его оттолкнул Вадим — вместе с Прокурором они подхватили и бросили ребенка назад в коровник.

Константин машинально поднял с земли куклу. Вадим недвижными глазами разглядывал Константина — и вдруг захохотал; этот истерический хохот уколол Константина, Вадим словно хлестал его при всех; щеки у Константина загорелись, он с ненавистью глядел на Вадима, вновь переживай и его злобный тычок на болоте, когда тонул Рунге, и пьяные побои после налета на генерала, и каждодневные мелкие унижения; он держал куклу, и все вокруг казалось ему ненастоящим — избы в огне, дым, крики… Перед ним как в тумане плыло что-то давнее, мучительное — Муся, нескладная их свадьба, издевки Вадима, и в нем словно повернулось что-то…