Казимеж Радович - Кавалеры Виртути

— Нет у меня никаких приказаний, Генрик. Есть только просьба: объясни все это солдатам.

— Не знаю, как у меня это получится… Так когда же все-таки он должен прийти?

— Через несколько дней. К началу праздника цветов.

Резкие трели звонков раздавались по всему зданию. Звонило в спальнях солдат, в подофицерских комнатах, коридорах. Люди вскакивали с постелей, сталкивались друг с другом, спотыкались в темноте о табуретки. Капрал Ковальчик бросился к выключателю. Кто-то, стоя в дверях, крикнул:

— Погасить свет!

Темнота стала непроницаемой. Голос хорунжего Пелки гремел богатырским басом:

— Зажжешь свет — и в твой дурацкий лоб тут же влепят пяток пуль! Не копаться!

Через несколько секунд замешательство прошло. Восстановилась автоматичность движений, и руки в темноте безошибочно попадали на сложенное обмундирование, отыскивали ранцы, шлемы, противогазы.

Первые солдаты уже выбегали из помещения, затягивая на бегу ремни. В коридоре и по лестницам гремели подкованные сапоги, разбирались из пирамид карабины. За воротами топот обрывался: мягкий грунт двора гасил звуки. Отделения спешно строились в две шеренги. Дождавшись знака командира, солдаты побежали к своим постам.

Самый длинный путь предстояло проделать гарнизону сторожевого поста «Паром». Поручник Пайонк повел солдат наискосок через спортивную площадку. Быстро перебирая ногами, он ежеминутно оглядывался, проверяя, не отстает ли кто-нибудь, но солдаты бежали за ним плотной группой. Вот уже показались первые деревья, еще триста метров — и начнется дорожка, ведущая к их посту. А там уж рукой подать до узкого прохода между заграждениями из колючей проволоки, за которыми начинается высокий земляной вал. Здесь, на валу, и расположен «Паром». Учащенно дыша, солдаты занимали огневые позиции. Все делалось молча, без единого слова. Время от времени слышались только отдаваемые вполголоса команды хорунжего Грычмана. Поручник Пайонк остановился у входа в командный блиндаж. Когда хорунжий доложил о готовности людей, он бросился к телефону и сильно завертел ручку:

— Докладывает поручник Пайонк! Пост «Паром» готов к открытию огня!

Три минуты назад точно такое же донесение поступило от командира первой вартовни плютонового Петра Будера. Он бежал со своими людьми вслед за группой поручника Пайонка, но на границе спортивной площадки взял левее и повел солдат липовой аллеей в сторону леса. Прямо перед ним темнел низкий приземистый домик вартовни. Будер прибавил шагу. Аллея была гладкой, вымощенной, и тяжелые солдатские сапоги уже не уходили в мягкую почву, а громко стучали по камням. Двое дежурных, которые несли ночную службу в вартовне, отворили запертые изнутри двери. Плютоновый Будер дождался, пока все солдаты вошли внутрь, и снял телефонную трубку.

— Плютоновый Будер с первой вартовни докладывает о занятии огневой позиции!

В помещении вартовни темно. Только на ящике телефонного аппарата горит красная лампочка, освещая лицо плютонового Будера. Он и поручник Пайонк, который находится в трехстах метрах отсюда, являются командирами постов, выдвинутых дальше других. Перед ними уже только лес и красная крепостная стена, запирающая основание полуострова, на котором размещена польская Транзитная Складница. Будер и Пайонк во время тревоги должны бежать на пост со своими солдатами быстрее всех, и сейчас, когда оба стоят у телефонных аппаратов, мы с тобой, читатель, можем присмотреться к ним внимательнее. У меня имеется всего одна фотография плютонового Будера, которая была сделана в августе памятного 1939 года. На снимке плютоновый стоит в шеренге солдат во время смотра, производимого полковником Собоциньским. Будер, правда, стоит довольно близко, на переднем плане, но любительский снимок, который я разыскал не без труда, нечеткий. Я с трудом представляю себе внешность Петра Будера. Зато хорошо знаю, что он был человеком не только смелым, но и разумным. Не случайно он сказал друзьям осенью 1938 года, когда получил назначение в Гданьск, что служба ему предстоит нелегкая и очень опасная.

Поручник Пайонк, стоящий в глубине землянки, как раз прикуривает сигарету, и колеблющийся огонек спички освещает на мгновение его лицо. Оно такое же, как и на фотографии, где поручник вышагивает во главе роты во время парада: широкое лицо с довольно большим ртом, немного горбатым носом, глубоко посаженными глазами, густыми темными бровями и высоким лбом. Надвинутая на лоб стальная каска придает ему воинственное выражение. На самом деле Леон Пайонк — человек мягкий, веселый, любит пошутить с друзьями и не придирается к подчиненным. Когда, покурив, поручник выходит из холодного убежища, солдаты показывают ему на немецких полицейских, которые курсируют за красной кирпичной стеной, проходящей вблизи вала. Один из солдат берет полицейских на мушку карабина, остальные хохочут. Поручник жестом выражает свое неудовольствие — он не любит подобных шуток. Потом долго глядит вслед медленно удаляющимся полицейским.