Василий Соколов - Крушение

К вечеру трое скончались. Сразу трое. Их не закапывали, снесли вниз, в подвал, и положили рядком, укрыв брезентовой палаткой.

До того как этому случиться, раненые могли шутить и даже смеяться, а говор и подавно редко умолкал. Но теперь сковало молчание, и было страшно. Будто холод смерти коснулся каждого и всех вместе…

Ночью Наталья о чем–то шушукалась с Васильком из саперной роты…

Утром в проем разбитого окна заглянул немец. Никого из раненых не ошарашило и не испугало, что это был именно немец, враг — ведь позиции впритык, — но удивило другое: отчаянный поступок самого немца, который решился глянуть в окно.

При виде немца с такого близкого расстояния, что было слышно, как он дышит, лишь одна Наталья обомлела и в первый миг не могла совладать с собою, с замершим от страха сердцем. Она мучительно ждала, что вот сию минуту не этот, глядящий в проем окна, а рядом с ним, другой немец — был виден только его автомат — даст очередь и изрешетит всех пулями.

Тот, что глядел в проем окна, сказал в сторону немцу: «Никс», даже оттолкнул локтем, заставив его опустить автомат.

— Сдавайтесь! Ваше положение безнадежно, — крикнул он.

Зная, что выстрела не последует, Наталья немного пришла в себя, хотя и чувствовала, как от пережитого страха стало муторно до тошноты в горле и дрожали коленки.

Кажется, и немец теперь имел возможность поспокойнее заглянуть внутрь. Поморщился, увидев, наверное, раненых, и тотчас заулыбался, скосив глаза на Наталью.

— Руссиш фрейлин. Гут! — сказал он, зацокал языком, снял фуражку с высокой тульей, волосы на его голове были слегшиеся и редкие, хотя и очень красивые — цвета ржаной соломы.

— Гут, гут! — повторил немец.

С минуту раздумывал он, с какого конца начать переговоры и как перемануть вот ее, красавицу, на свою сторону, к себе, потом вновь оглядел лежащих вповалку бойцов, увидел на них повязки и заговорил:

— Что пожелайт русские раненые? Жить, конешно? О, жить карашо! Давай, жить!.. Русский девушка давай нам… — помахал он к себе заграбасто рукою. — А русский больной… Цурюк. Назад — назад домой… Гарантия свобода.

Немец (судя по фуражке, офицер) постучал по циферблату ручных часов, показав пальцем один час.

— На ваш ультиматум мы… с прибором клали! — сказал верзила и клацнул затвором винтовки.

В мгновение ока немец исчез за стеною.

Через час немец вернулся, в руках у него был белый флаг.

— Парламентер! — сказал немец и опять заглянул в окно, показывая кому–то на нее, Наталью. У окна появился второй — высокий, с проседью на висках, и, наверное, более важный по чину, имевший над ним власть. И стоило этому важному приглядеться к русской девушке, как он оттолкнул первого, велев, однако, вот так прямо держать белый флаг.

Ненатурально заулыбался этот второй чин.

«Давай я!» — казалось, говорил его требовательный жест.

«Ну, что ж, пусть будешь и ты, — дерзко подумала Наталья и почесала коленку. — Собаки чуют падаль, а этот — женщин», — усмехнулась она.

Немец глядел на нее и не переставал улыбаться, правда по–прежнему ненатурально, во все лицо. Он без ума был от ее черных глаз и таких же черных локонов, выбивающихся из–под синего берета. Такую красоту не убивают. И не упускают из рук. Это твердо усвоил себе немец.

С ним был переводчик. Он просунул голову в зияющую пасть окна, опираясь на руки и напоминая этой позой стойку собаки.

Раненые задергались. Кто–то застонал и натужно поднялся, кто–то вогнал патрон в ствол, громко двинув затвором, кто–то крикнул:

— Коси их!

— Не сметь! — Наталья подняла руку предупреждающе. — Мы не имеем права стрелять. Парламентеры ведь!..

— Немецкий офицер предупреждает: если кто выстрелит, всем будет смерть, — начал переводчик, подергиваясь то взад, то вперед, в такт словам, — Поэтому лучше давай мирно. Немецкий офицер согласен принять любые условия… Может, например, дать деньги. Гарантировать всем жизнь и передать в сохранности каждого русскому командованию, но при одном требовании, чтобы вот эта русская девушка… ну, как сказать, пошла добровольно к нам, немцам… Всем вам сохраняет жизнь, а ей… вдвойне… — Переводчик посмотрел в рот офицеру и — к ней: — Райскую жизнь… Можно ехать в Германию… Бавария, горы, водопады!.. Курорт… Имение… Браслеты… — после каждого слова переводчик дергался вперед. — Одним словом, немецкий офицер говорит, что он где–то читал про русских помещиц, и ее жизнь будет не хуже…