Николай Краснов - Рус Марья [Повесть]

— Или ты не хочешь ехать?!

— Я еще не знаю…

— Можливо ли?! Я так ждал этого момента!.. Хорошо думай, хорошо!..

Конечно же, строя планы на будущее для всей своей семьи и рассчитывая на предвиденное им благоприятное стечение обстоятельств, он ничуть не сомневался в том, что Марья Ивановна будет согласна выехать с ним на его родину. Любит она его, малыш у них, другой вот-вот народится, — как же ей можно поступить иначе. Из родни никого не осталось, ни жилья, ни одежды — без ничего, сама-третья.

Есть над чем Самониной задуматься. Будь она одна, все было бы просто: с какой бы стати ей родную сторону менять на чужбину? А то не о своей — о судьбе детишек думать приходится: не жестоко ли обрекать их на безотцовщину?!

Какие только доводы ни приводила сама себе в пользу отъезда — все попусту. Не пересилить ей своих чувств, нахлынувших вдруг с небывалой силой. Перед глазами одна за другой картины детства, деревня Шумиха, мать и отец, вечно любимые, братишки и сестренки, сначала маленькие, потом все взрослее и, наконец, такие, какими видела их в последний раз. Как все прояснилось в памяти! Вместе с дорогими и милыми лицами наплывают рощи и перелески, по которым бродила, поля, то с чистым и беспредельным, то с грозовым небом над ними речушки и озера, что одаривали ее свежестью и бодростью, и над всем — непременное солнце, то восходящее, то в зените, то на закате.

Спать легла с перепутанными мыслями. Известно, утро вечера мудренее: на свежую голову разобралась, что к чему.

— Андрюша, у меня здесь родина… Куда я поеду?..

Ничего не говорит — закуривает и так, понурясь, чадя папиросой, молча, минуты две-три сидит у стола. Обдумывает, кажется, свой просчет: совсем упустил из виду, что так необыкновенно сильно в ней чувство родины. И если ей не жалко было жизни своей ради свободы родной земли, то разве сможет она когда-либо уехать из России…

— Если уеду, я не переживу!.. Чужая земля, чужие люди…

— Наш народ хороший!.. Тебя будут уважать!..

Марья Ивановна не сомневается, что в Чехословакии — народ братский, хороший, но покинуть родину — для нее это все равно, что подрубить под собой все корни, дающие жизнь. Кажется, на чужбине и радость не в радость. А если горе? Будешь биться, как птица небесная без крыльев. Даже и предусмотреть невозможно всех бед, которые, как ей кажется, ожидают ее за границей. Картины, возникающие в ее воображении, одна ужасней другой.

— А вдруг, когда вырастут наши дети, будет новая война!.. Не хочу, чтоб моих сыновей погнали воевать против моей родины!..

— У нас будет социализм! Словак и русский отныне браты навеки! Неужели ты не понимаешь?!

Наверное, прав Крибуляк, — все так и должно быть, как он говорит. Марья Ивановна согласно кивает головой.

Поддакивала ему, не думая, что тем самым дает ему излишнюю надежду. Идет день за днем — пост председателя сдан, выездное дело на руках, а Крибуляк все еще в Ясном Клину: ждет ее окончательного решения.

Однако то, на что он надеется, сверх ее сил. Сколько бы похвальных слов он ни говорил о своей родине, о ее красивых горах и речках, селениях и городах, одна мысль не выходит из головы: да, всем хороша его страна, но не для нее, Самониной. И, пожалуй, не менее ярко, чем он, могла бы говорить Марья Ивановна о своей земле — до этого момента и сама не знала, что так огромна ее любовь ко всему, что умещается в одном слове — Родина ! Если в счастье ни тебе без родной земли, ни родной земле без тебя не обойтись, то как можно обойтись друг без друга в горькую годину! Сердце твое — уже не твое, и руки твои — уже не твои, весь ты принадлежишь Родине. Разве Марья Ивановна еще не понадобится здесь со своей неизбывной добротой к людям, энтузиастка и вечная общественница?.. Если решится на отъезд, то в каком тогда свете она предстанет перед своими друзьями, перед всеми партизанами…

А братишка Анатолий, который, может, жив и у которого, кроме нее, никого нет, — к кому, как не к ней, приедет он, чтоб поделиться скорбью по убитым братьям и сестре; заявится, возможно, изувеченный, нуждающийся в заботе, а ее тут нет. Боже, ведь это же равносильно предательству!..

Крибуляк в отчаянии.

— Пойми, если уеду, мне вернуться будет не можно!..

Цепляется за каждый мало-мальски подходящий довод в свою пользу, за каждую возможность доказать ей свою правоту. Прослышав, что где-то за Комаричами объявился словак, так же, как и он, перешедший на сторону партизан и женившийся на русской, и что они сейчас вместе собрались ехать в Чехословакию, Андрей Иваныч воспользовался и этой новостью, поведав о ней своей жене с особым значением: вот, дескать, тебе пример, которому ты должна последовать. Мало того, не поленился съездить в Комаричи, разыскать словака и его подругу, привезти к себе домой, — послушай, мол, их, тебе это полезно.