Игорь Подколзин - Обвиняется в измене?..

Недели через две Сушкова неожиданно вызвали в кабинет бургомистра. Там сидел немец со шрамом на голове — моложавый, подтянутый, с приятным, интеллигентным лицом. Небрежно перелистывая лежавшие перед ним на столе документы, он прямо спросил:

— Владеете немецким? Хорошо… Знаете лесоразработки района? Где приобрели познания в этой области? В русском лагере? Занятно. Ах, еще и работали здесь на вырубках? Тем лучше. Поедете со мной!

Сушков послушно сел в машину, отправившись с незнакомым немцем по местам бывших лесоразработок. По дороге говорили о деловой древесине, об оставшихся невывезенными штабелях бревен, о возросшей стоимости запасов ценных пород дерева.

Когда возвращались, немец предложил перейти работать переводчиком в подразделение «Виртшафтскоммандо» — хозяйственного управления вермахта по использованию материальных ресурсов оккупированных областей России, скучно сообщив, что у него до недавнего времени был отличный переводчик, но его застрелили партизанские бандиты.

— Вы не боитесь быть убитым бандой из леса? — повернулся он к Дмитрию Степановичу. Тот немного смешался, но потом нашелся как ответить.

— Я — бывший офицер. И у нас с большевиками свои счеты. А двум смертям не бывать, — как можно равнодушнее закончил Сушков, хотя внутренне весь дрожал от напряжения: неужели он вплотную подошел к выполнению полученного задания? Но зачем партизанам так нужен этот немецкий хозяйственник, зачем?

В тот же вечер ему выдали новое пальто, сапоги, костюм и паек. Дома он обнаружил, что кроме продуктов и табака в свертке лежала разноцветная круглая пачка французских презервативов «Дюрекс». Повертев ее, Сушков выбросил, сочтя это издевкой.

Новый начальник — майор Бютцов — казался очень разным: то он беспечно и весело шутил, мотаясь на машине в сопровождении переводчика по предприятиям и складам, то сквозь зубы зло поругивал свое начальство, выражая недовольство его тупоумием и торопливостью, то болтал о литературе и искусстве, или философствовал.

— Что такое наша жизнь, дорогой Сушков?

Все мы, жители старушки-Земли, по большому счету узники одной огромной камеры смертников, с бешеной скоростью несущейся в космическом пространстве неизвестно куда. Пора бы это осознать господам политикам всех стран и континентов. Что границы? Чушь, специально придуманная для разгородок нашей общей камеры, чтобы мы не могли свободно перемещаться по ней, только и всего. Армии и войны тоже не нужны, от них одни убытки, правда не всем. У меня дома, в Германии, приходит в упадок имение, а я торчу здесь, пытаясь наладить производство на заводах, взорванных большевиками при отступлении.

Странно было слушать эти речи от немца, цинично, но здраво рассуждавшего о «бомбенурляуб» — краткосрочных отпусках для солдат, чье жилье разрушено английскими бомбардировками, о том, что войну начали Гитлер и Сталин, совершенно не спросив желания ни его, Бютцова, ни Сушкова, а теперь им приходится из-за этого страдать, поскольку если откажешься воевать — тебя заставят, и еще неизвестно, каким образом это сделают. Наверняка — не лучшим. Но Дмитрий Степанович старался ни на минуту не забывать, с кем он имеет дело — с оккупантом, офицером немецкой армии, и не поддавался, не пускался в откровенность, ограничиваясь ничего не значащими рассказами-воспоминаниями о дореволюционной жизни в Петербурге, об учебе в университете.

Бютцов аккуратно снабжал его продуктами, выдал ночной пропуск, а сам время от времени исчезал, уезжая один. Часто он встречался с разными людьми, и обо всех них Сушков старался сообщить Прокопу, так же, как и о том, чем интересовался его «хозяин».

Узнав о том, кем на самом деле является Бютцов, Дмитрий Степанович понял, что партизаны не зря столь пристально интересовались немцем, а теперь и терпение Сушкова вознаграждено: он узнал тайну гитлеровцев и должен сообщить о ней нашим как можно скорее.

Вернувшись из поездки на охоту, переводчик сходил на базар и, найдя в торговых рядах ту самую женщину, которая сообщила ему адрес явки, передал через нее просьбу о срочной, безотлагательной встрече с Прокопом…

Сушков шел мимо костела, смутно белевшего в темноте. Старые горожане рассказывали, что один из сиятельных польских магнатов, поехав в Рим, увидел там церковь Иисуса знаменитую капеллу дель Джезу, — и был настолько очарован, что, вернувшись домой, привез с собой итальянца-архитектора, приказав ему построить около своего замка точную копию знаменитой капеллы. Тот построил. Так это или нет, переводчик не знал, — он никогда не бывал в Риме и даже не видел фотографий церкви Иисуса, но костел удивительно красив, этого не отнимешь.