Виктор Кава - Красная улица

— Вот господа, значит, желают повидаться с твоим сыном-комсомольцем.

Спиридон никогда не видел вечно нахмуренного неторопливого Савку таким проворно-услужливым, разговорчивым. У него даже голос стал тоньше…

— Комсомол? — посмотрел на отца немец со шрамом на щеке. — И недоверчиво повторил: — Он есть комсомол?

— Нет, нет! — засуетился Савка. — Сын его, зон, или как там по-вашему…

Немец понял, хмуро оглядел отца с ног до головы:

— Во ист дайн зонн? [1] Где твой сын?

Отец пожал плечами, не понимаю, мол. Савка, стараясь точно передать тон немца, сказал:

— Они требуют, чтобы ты немедленно сказал, где твой сын, иначе голову оторвут…

Отец развел руками:

— Нет его. Куда-то ушел.

— Ушел? А если найдем?

Отец посторонился:

— Ищите. Можете у меня за пазухой посмотреть…

Спиридон оставил корову за воротами, а сам прошмыгнул во двор. Глаза его остановились на Миколе. С какой стати он здесь?

Немцы разошлись по двору. Тот, что со шрамом, заглянул в сарай, брезгливо поморщился, поманил пальцем Савку. Савка угодливо кивнул головой, повернулся к Миколе и, подражая немцу, поманил его. Вскоре из сарая полетело сено, дрова, испуганно закудахтала курица. Белокурый немец, тот, что просил воды, проворно обернулся, в его руке дернулся автомат. Та-та-та, — раздалась очередь. Курица упала. Белокурый деловито пощупал ее и спрятал в свой ранец.

Они искали везде — на чердаках, в хате, в сарае, в огороде. Савка и Микола не поленились даже навоз перековырять за сараем. Немцы забрали еще двух кур, не успевших спрятаться в зарослях огорода, мамины рушники, вышитые красными и черными нитками, и пошли к воротам.

Спустя несколько дней опять зашел Савка.

Задрав бороду, подошел к отцу, хлопотавшему возле сарая.

— Ты еще в хате со своими выродками? Удивляюсь… Чтобы через три дня и духу вашего здесь не было. Видали, занял хоромы… В сарае ваше место… И чтобы мне сына привел. А то… Боюсь, с немцами разговор будет коротким.

Отец так посмотрел на Савку, что тот попятился и скрылся за воротами. Отец плюнул ему вслед.

Свет не зажигали; от огня, полыхавшего в печи, по хате метались красные отблески. Мать хлопотала возле печи. Подавленная, расстроенная. Спиридону хочется подойти к ней, сказать что-нибудь в утешение. Но что скажешь? И он молча сидит на полатях, обняв Грицика, уже посапывающего носом.

Со двора вошел отец, поставил на лавку керосиновый фонарь, сел.

— Поди-ка сюда, мать. И вы, сыновья, подходите. Будем совет держать.

Спиридон осторожно уложил Грицика в постель, подошел к отцу.

— Думал я тут, прикидывал — и вижу: надо нам уносить ноги из села.

— Как это уходить? — встрепенулась мать. — А если Сашко придет? Он даже не будет знать, где нас искать!..

— Ты права, — тяжело вздохнул отец. — Но дома нам оставаться никак нельзя. Савка не успокоится, пока не отправит всех нас на тот свет. Да еще Миколу взял к себе в помощники. Комсомольца. Куда они смотрели, когда принимали его в комсомол?.. Ну, а Сашко… Дочка же наша Катерина останется здесь с детьми и мужем. Сообщим ей потом, где мы…

Тронулись на рассвете, как только первые петухи подали голос. Тихо открыли ворота, тихо выехали на сонную улицу. Настороженно оглядывались — не поднимет ли нечистый дух в такую рань какого-нибудь ретивого немца…

Не слышно никого. Молчат собаки. Только один пес спросонья залаял и умолк.

Миновали последнюю хату, отец на минутку остановил подводу возле вербы.

— Думаю, что на север подадимся, все же знакомая дорога.

Спиридон напоследок посмотрел на Зеленое. Вон майдан, где он перед односельчанами читал стихотворение. Вон клуб виднеется, на нем уже нет красного флага… Клуб еще долго было видно, казалось, он провожал Спиридона. А он вспоминал, вспоминал обо всем — о школе, спектаклях, праздниках, как разносил почту… И все это казалось таким красивым, светлым… Вернутся ли они когда-нибудь в Зеленое?

К обеду напали на копанку, обросшую кустами калины, купырем, устрашающего роста крапивой… Отец остановил быка.

— Вот здесь и перекусим… Вода есть, огонь тоже пока что есть. Хлопцы, ну-ка сбегайте за хворостом…

Когда костер закачал на ветру бледные языки, Спиридон отошел за куст, лег навзничь на душистую траву, загляделся в небо. Глубокий синий шатер, натянутый так, что нет ни одной морщины, накрыл землю…