Борис Мечетный - «Зарево» на высочине

— Стреляют!

Фаустов бросился назад.

— С Ивановым что-то случилось!

Автоматные очереди слышались в полутора-двух километрах отсюда, за высокой, нависшей над лесом скалой, там, где тропа спускалась вниз и терялась в кустарнике, затем выбегала на обрыв, по бревну перепрыгивала через речушку на луг, на котором полчаса назад отдыхали фаустовцы. Стрельба сливалась в один треск, перекатывалась в горах эхом и билась где-то за вершинами елей.

Потом вдруг все стихло.

Бойцы торопились. Данилов и Болотин побежали дальше по тропинке, остальные обогнули скалу, свернули влево, прямо через колючий кустарник и, съезжая вместе с камнями, покатились вниз. Выбежали на небольшую площадку, к которой тянулись снизу густые верхушки деревьев. Осмотрелись. И когда раздвинули широкие ветви ели, перед ними внизу открылась знакомая лужайка.

— Гляди! — Борис тронул Юрия за рукав, — фрицы!

На лугу, около кустарника и ближе к реке, лежали несколько немецких солдат. Лежали в самых неестественных позах, в каких застигла их смерть. Больше никого на лугу не было.

Все были встревожены непонятным исчезновением всей группы Иванова. Одни предполагали, что отряд скрылся в лесу, сумел оторваться от преследователей, другие сомневались в том, что можно было так легко, без потерь уйти от немцев.

В это время показались Данилов и Болотин. Тяжело дыша, они тут же опустились на землю.

— Кажется, Иванов оторвался. Немцы рыщут по просеке… А там, — Болотин с болью сглотнул какой-то комок, — на берегу лежит… Сундуков. Убили, гады… Уже пробежал все бревно — и пуля догнала.

Может быть, в эту минуту они поняли, что смерть товарища — начало той жестокой схватки, которая будет длиться бессчетное число дней. В этой схватке нет жалости. Не будет снисхождения, милости, не будет пленных. Будет или победа, или смерть.

Оставаться в долине было опасно. Но Фаустов велел спуститься к реке и уйти отсюда только с телом погибшего товарища.

Похоронили Сундукова под вековой елью, у самого обрыва. Сначала хотели привалить к изголовью могилы гранитную глыбу, но и вдесятером не смогли ее сдвинуть с места. Зато высокая пышная ель никогда не уйдет с поста — будет охранять совсем еще юного парня, который так любил свое Заключье…

А над елью стояла печальная, бездонная тишина.

На рассвете вышли к Ораве — быстрой, капризной реке. Рядом тянулось шоссе, а в двухстах метрах дальше белело железнодорожное полотно.

Зволен, Банска-Быстрица, Блатинская долина — все это теперь осталось позади. Там были друзья, словацкие партизаны. И хотя там шли упорные бои с гитлеровцами, они чувствовали себя в тех местах спокойнее. Теперь же впереди лежала земля, занятая врагом. Впереди поднимались крутые склоны Малой Татры. А дальше находились города Жилина и Чадца, к которым нужно дойти.

Отряд свернул с дороги и, пройдя с километр, остановился в небольшой пади, рядом с селом Хлебники.

Как полагал Фаустов, недалеко отсюда должен быть мост, которым командир и решил воспользоваться. Он направил вперед начальника штаба отряда Владимира Кадлеца с бойцами, чтобы подыскать наиболее удобное место для переправы.

Удивительный парень, этот Владимир Кадлец! Красивый, статный, с большой темной шевелюрой и аккуратно подстриженной бородкой, он выделялся среди остальных ребят отряда. Чех по отцу и русский по матери, Владимир прекрасно владел чешским и немецким языками. Поэтому Фаустов и направил к Ораве начальника штаба с тремя бойцами, зная, что Кадлец проведет разведку быстро и хорошо.

Прошло более часа. Кадлец не возвращался. Фаустов уже начал посматривать на часы, а бойцы глаз не сводили с извилистой каменистой дороги, на которой должны были появиться разведчики.

Вдруг где-то послышалось рычанье мотора. Оно то затихало, то становилось ближе, и вскоре стало ясно, что со стороны шоссе к Хлебникам по этой извилистой дороге идет машина.

Бойцы приникли к камням, прилаживая к стрельбе автоматы. Конечно, ввязываться в бой сейчас, перед переправой через реку, не следует, но на всякий случай нужно быть готовым к разным неожиданностям.

Из-за гребня на дорогу выкатилась легковая машина. Подъем был довольно крут, и мотор на каждом ухабе завывал от большого напряжения. Вот машина ближе, ближе. Уже видны фуражки офицеров, смутно белеют лица за простреленными окнами — видно, по ветровому стеклу кто-то очень удачно ударил из автомата. Интересно, где в такой переплет попали гитлеровцы?