Збигнев Сафьян - Потом наступит тишина

Он встал со стула и, слегка пошатываясь на коротких ножках, вытянулся:

— Капитан запаса Стефан Бжецкий!

— До свидания, майор, — сказал генерал. — Желаю успеха. — Улыбнулся: — Готовьте хороших бойцов.

— Слушаюсь, товарищ генерал!

Пстроньский и Векляр остались в кабинете одни. Оба молчали. Солнечный зайчик медленно сползал со стены на усеянный окурками пол.

— Ну что ж, — промолвил наконец Пстроньский, — жаль, что вы, товарищ генерал, не изменили своего решения.

Выждал минуту и, не услышав ничего в ответ, продолжал:

— Я не должен придавать такого значения своим собственным оценкам: это опасно и вредно. Каждый из нас может ошибаться. Никто не спорит, что переговоры с Венцковским надо было вести…

— Я разрешил.

— Знаю, товарищ генерал. Венцковский привел с собой людей, и Свентовец ручался за этого… майора головой… А оказалось, что тот готовил дезертирство.

— Свентовец понял, что это его вина, да и вы его в этом убедили.

— Я не обязан был информировать его о действиях, которые мы сочли необходимым предпринять.

— И тогда он подал рапорт, и я его подписал.

Они внимательно посмотрели друг на друга. Пстроньский — через стекла очков, которые в последнее время начал носить.

— Везде нужны ваши офицеры, — сказал генерал, — а там — прежде всего.

Дверь тихо отворилась, в кабинет вошел майор Клюк. Он остановился на пороге и доложил:

— Какая-то женщина к вам, товарищ генерал. Ее зовут Марта Олевич.

Векляр оперся о крышку письменного стола; перед его глазами замелькали красные круги, он забыл о присутствии Пстроньского и даже не смахнул побежавшую вдруг по щеке слезу.

Марта! Она стояла на пороге в косынке и широкой деревенской юбке.

— Марта! — Он бросился к ней и услышал, как Пстроньский тоже повторил ее имя.

— Привезли, — сказал Маченга. — Привезли! — повторил громче, так что даже старый Антони Граль внимательно посмотрел на него.

Они сидели на земле, а точнее, на досках поваленного забора, окружавшего когда-то покинутую теперь хозяевами хату. Ласковое сентябрьское солнце освещало деревушку, примостившуюся у опушки леса, уходящего чуть вверх неровной темно-зеленой полосой. Домов в этой деревушке было немного, они стояли далеко один от другого и казались вымершими.

— Что-то людей совсем не видно, — заговорил снова Маченга.

Ему никто не ответил. Старый Граль уселся поудобнее, снял ботинки и выставил на солнце грязные ноги. Вынул из кармана тощий кисет.

— Свой еще?

Граль кивнул. Разговаривать ему, видно, не хотелось. Он закрыл глаза, и лицо его застыло, как будто во сне.

Маченга посмотрел на свои ноги. Подошва у правого ботинка совсем отошла, но расстраиваться не стоит, наверняка выдадут новые. Ужасно хочется есть, еще больше — спать. С удовольствием положил бы сейчас голову на буйно растущие под забором сорняки, как на мягкую подушку, только бы не трястись больше в телячьих вагонах и не шагать но пыльным дорогам.

— Привезли! — заговорил Маченга опять.

Лес окружал их со всех сторон такой же, как до́ма, да и хаты такие же, но все равно лес и деревня казались ему какими-то чужими. Даже Граль был непохож на того Граля, которого он знал с детских лет, — зарос весь щетиной, одни только глаза сверкают.

— Чего ты там бормочешь? — отозвался наконец Граль, даже не повернув к нему головы. — Закуришь?

Маченга свернул козью ножку, глубоко затянулся. Стало полегче. Мало взял табаку из дома, оставил матери. Пусть продаст, а то перебивается с хлеба на квас. Пошарил в карманах — пусто. Последний кусок хлеба съел в Конколевнице — сказали, что прибыли на место, а потом пришлось шагать еще целых пятнадцать километров.

Из хаты вышел молодой офицер, совсем мальчишка, равнодушно посмотрел на них. Маченга почувствовал на себе его взгляд, потянулся к картузу, чтобы снять его, но офицер уже исчез; на пороге стоял сержант, коренастый, темноволосый, с усиками.

— Ну вылитый казак, — сказал кто-то из молодых парней.

— Встать! — рявкнул сержант. — Записывайтесь.

Они толпились на пороге хаты, каждый держал в руках свой узелок и лез вперед, как будто бы у него не было времени. Маченга остался чуть сзади, поставил на землю деревянный сундучок и осмотрелся. Рядом с Михалом стоял молодой парень, худой и длинный как жердь. На небольшой голове — лихо сдвинутая набекрень пилотка. Он тоже не лез вперед и равнодушно смотрел на суетившихся ребят.