Владимир Рыбин - Холодный апрель

— Не можно с ним серьез война.

— А что делать? Пулемет не разбирает, всерьез нажимают на спусковой крючок или играючи.

Курт снова принялся быстро и напористо переговариваться, и мальчишка в конце концов совсем умолк то ли от испуга, то ли заупрямившись, а женщина заплакала.

— Я сказать, что они должны прекратить сопротивление или их уничтожат.

— Правильно сказал. И пускай… — Он вдруг подумал, что раз пацаны из этого городка, то здесь сидят по подвалам их родичи. Собрать бы их да заставить высказаться по «звуковке», чтобы отговорили своих пацанов. Вот была бы лафа — обойтись без штурма: и задача выполнена, и люди целы. Но тут же подумал о невозможности такого исхода. Силком к микрофону не потянешь, а если кто и согласится, что с того? И без агитации ясно: не разойдутся. Если бы могли и хотели, разбежались бы еще вчера. А они или ловко попрятались, когда разведчики Матарыкина подходили к замку, или заперлись здесь уже после них. Значит, этот Граберт умело командует, обманывает посулами близкой помощи, мусорит мозги сказками о геройстве, запугивает.

Надежда, неожиданно обрадовавшая его, угасла, оставив глухое раздражение. Нелепая получалась ситуация, нелепей не бывает.

— Айда к комбату, — сказал он. — Там разберемся.

Они вышли на улицу. Светила луна, пространство между домами словно было залито молоком. Сразу вспомнились Соснину любимые с детства сказки Андерсена. В книжках, которые он читал, были на картинках такие же аккуратные домики сказочного городка. Воспоминание задело нежной печалью, и он, понимая ее неуместность, заставил себя прикрикнуть на немчонка, тащившегося нога за ногу.

— Шнель, шнель!

Но, видно, было в его голосе что-то неуверенное, и все уловили это, только среагировали по-разному: мальчишка ничуть не прибавил шагу, а женщина, остававшаяся возле калитки, вдруг пошла следом, без требований, без понуканий, сама пошла. Соснин не оборачивался, но ясно слышал ее частые шаги и определял по звуку: так и тащится метрах в тридцати. Потом к этим шагам прибавился еще перестук, он оглянулся и увидел, что женщин уже две — целая делегация, и у Соснина вновь затлела надежда: а вдруг из этого что-нибудь да выйдет?

В просвете между домами искрилось поле. Замок, подсвеченный луной, исчерченный тенями, громоздился на фоне черного неба. Это было уже не из сказки Андерсена, а из какой-то другой, зловещей.

И вдруг замок словно облился кровью, сверху донизу залитый красным светом ракет. И где-то посередине стены замельтешил, затрясся огонек пулеметной очереди. И одновременно с далеким частым стуком пулемета Соснин услышал приближавшийся шум.

Через несколько минут в улицу на полной скорости влетела крытая машина и остановилась в тени дома. Курт бросился к машине, распахнул дверцу, быстро затараторил по-немецки.

— Что случилось? — спросил Соснин шофера.

Кругленький, в щеголевато сидевшей на нем куртке шофер стоял на подножке, с интересом оглядывал залитые лунным светом дома.

— Старшего лейтенанта нашего ранило, — сказал он спокойно, как о чем-то обыденном.

— Какого ж черта вы сюда-то ехали! — сдержанно сказал Соснин. — Знали ведь, что дорога простреливается!

— Так я чего. Товарищ старший лейтенант приказали.

Из машины выскочил солдат, — Соснин не успел разглядеть, кто именно, — крикнул на бегу:

— Фельдшера надо!..

В машине при тусклом свете автомобильной лампочки Соснин увидел улыбающегося старшего лейтенанта Карманова и вздохнул облегченно.

— Пустяки, в руку, — сказал старший лейтенант. — Испугался немного, а так ничего. — И засмеялся, счастливый тем, что легко отделался. — До свадьбы заживет.

Замолчали и услышали снаружи приглушенную немецкую речь. Женщины говорили что-то сбивчиво и торопливо, а мальчишеский голос деланным баском отвечал односложно.

Но тут женские голоса оборвал резкий окрик:

— Назад!.. Разговорились…

— Вот дурень, — выругался Карманов. — Лейтенант, скажите ему. — И сам крикнул: — Пускай говорят! — И сморщился от боли, вытянул перед собой руку, толстую, как полено, замотанную тряпками.

— Новичков! — в свою очередь крикнул Соснин, высунувшись из машины. — Гляди, чтобы парень не убежал, а баб не гони. Ясно?

— Так точно.

Снова они в машине замерли, прислушиваясь, не выболтнет ли кто чего. Но того разговора между немцами уже не было. Только кто-то из женщин запричитал, подвывая тоненько, как собака.

— Вот, значит, какие дела, — медленно проговорил Карманов. — Мальчишки. Что делать-то, а? Надумаешься.