Иосиф Линдер - Загадка для Гиммлера. Офицеры СМЕРШ в Абвере и СД

Поездка на родину в Гори еще больше ожесточила его. После многих лет разлуки они с матерью оказались совершенно чужими людьми. Стены дома, где он когда-то появился на свет, воскрешали в памяти лишь жестокие побои отца-пьяницы, завершившего жизнь под забором тифлисской ночлежки. Всё — и просевшая от ветхости крыша жалкой лачуги, и маленький запущенный двор, и давно уже не плодоносящий сад — напоминало ему о безрадостном детстве мальчишки, принятого в обучение на казенный счет. Возвращение из Гори в кипящую и бурлящую страстями Москву не принесло желанного умиротворения. В кругу партийцев, ведущих непримиримую борьбу за близость к нему, среди захлебывающейся от дикого восторга толпы он по-прежнему чувствовал себя абсолютно одиноким. В редкие минуты покоя он пытался найти согласие в собственной душе, но там была выжженная дотла пустота, где не осталось места для любви, сострадания и жалости.

Сбылись пророческие слова старого священника — дьявол занял место Бога в его сердце! Он гнал прочь от себя эту мысль, но проклятая память находила тому все новые подтверждения.

Первый раз это произошло осенью тридцать шестого на отдыхе в солнечной Абхазии. В тот день ранним утром ее «маленький хозяин» Нестор Лакоба вместе с Ворошиловым заехали к нему в Новый Афон и предложили перебраться на только что отреставрированную госдачу в Сухуме. Поддавшись на настойчивые уговоры, он отправился в город.

Ехать пришлось в открытой машине. Пораженные крестьяне, узнав вождей, приветствовали их восторженными криками. Казалось, сама природа радовалась их появлению. Небо, умытое короткими грозовыми дождями, оживало после изнурительной августовской жары. Легкие перистые облака робко теснились за ледниками Кавказского хребта, а предгорья полыхали золотисто-красным багрянцем увядающей листвы. В воздухе появилась та особая удивительная легкость и прозрачность, которая наступает только в бархатный сезон. Сквозь пока еще пышную зелень садов звездной россыпью проглядывали созревающие плоды хурмы и апельсинов. Бронзовые шатры кукурузных снопов покрывали пригорки, а во дворах высились аккуратные холмики из початков. Тяжелые ядовито-багровые вязанки горького перца, развешанные пышными гирляндами под летними навесами и крышами пацх, тихо покачивались на ветру. В этом году земля Абхазии, как никогда, была прекрасна и щедра на урожай.

Добрались они через час. Дача находилась в самом центре Сухума, в глубине раскинувшегося на доброй полусотне гектаров субтропического парка. Некогда дикий клочок горной земли, благодаря неиссякаемой энергии страстного исследователя и патриота Абхазии Николая Смецкого, за сорок с лишним лет превратился в настоящий земной рай. О прежнем хозяине парка, закончившем свою жизнь при новой власти в конюшне, теперь напоминали только гигантские мохнатые секвойи, стройные кипарисы, взметнувшиеся к самому небу острыми, как пики, верхушками, буйно разросшиеся пальмы, непроходимые бамбуковые заросли — и парящая над всем этим белокаменная, словно созданная из хрустально-чистого горного воздуха, диковинная башня трехэтажного замка.

Машины, описав не одну замысловатую петлю по узкому серпантину дороги, остановились перед мраморной колоннадой. Навстречу гостям поспешил вездесущий Власик, охрана, практически невидимая постороннему взгляду, оставалась на местах. Нестор, исполняя роль гостеприимного хозяина, первым вошел внутрь и по деревянной лестнице повел гостей на второй этаж. Там, в зале для заседаний, прислуга успела накрыть настоящий абхазский стол. На огромных серебряных подносах высились горы петрушки, кинзы и молодого лука. Среди зелени заманчиво полыхали стручки жгучего перца. Изящные соусницы с острыми приправами из грецкого ореха и алычи — араншихом и асизбалом были едва видны за гроздьями отборного кутолского винограда, от которого ломились плетенные из лозы фигурные вазы. Легкий ароматный парок поднимался над глиняными горшочками с подливой из вареной фасоли, арахана и акуландыра. Нежное, слегка подрумяненное мясо молодого козленка украшали чернослив и базилик. Пылали жаром только что снятые с плиты кукурузные лепешки. Янтарными дольками жирно лоснились кусочки сулугуни в горках рассыпчатой мамалыги. Завершали этот гастрономический парад пузатые хрустальные графины со знаменитым ачандарским и моквинским вином.

Лакоба кивнул официантам — те наполнили бокалы — и перевел взгляд на вождя. Сталин выдержал долгую паузу, поднялся и, отдавая дань уважения хозяину, слегка наклонил голову в его сторону. Нестор и Ворошилов поспешно вскочили, но тост так и не прозвучал. Рука вождя дрогнула, лицо почернело, он покачнулся и, потеряв равновесие, повалился на спину. Власик едва успел подхватить его на руки, вынес с помощью охраны в приемную и уложил на кушетку. Подоспевший Лакоба распахнул окно. Ветер, налетевший с гор, надул пузырем тяжелые бархатные портьеры и пронесся по коридорам, где метались растерянная охрана и прислуга. Но врач Сталину не понадобился. Он на удивление быстро пришел в себя, на еще нетвердых ногах молча спустился вниз, сел в машину и укатил обратно в Новый Афон.