Иосиф Линдер - Загадка для Гиммлера. Офицеры СМЕРШ в Абвере и СД

Приложение к справке по личному делу и материалам специальной проверки на начальника УНКВД по Ростовской области В. С. Абакумова

Приложение к справке по личному делу и материалам специальной проверки на начальника УНКВД по Ростовской области В. С. Абакумова (окончание)

В разговоре возникла долгая пауза. Берия при упоминании Абакумова замкнулся и ушел в себя. Сталин, казалось, потерял интерес к разговору. Его сосредоточенный взгляд блуждал по парку, а слух силился уловить давно уже позабытый звук. В наступившей тишине сначала робко, а затем все уверенней зазвучал перезвон колоколов небольшой кунцевской церквушки.

Берия встрепенулся и остановил взгляд на Сталине. Тот даже не шелохнулся и продолжал жадно вслушиваться. Он уже не замечал ни Берия, ни нетерпеливо переминавшихся с ноги на ногу в летней беседке Меркулова, Абакумова и Судоплатова, ни скользящую бесплотными тенями по дальним аллеям охрану. Могучая и неподвластная даже ему, всесильному вождю, сила, таившаяся в печальных тихих звуках, что свободно лились сквозь открытое окно в кабинет, завладела всем его существом. Как в гигантском временном калейдоскопе, перед ним закрутились размытые картины из уже бесконечно далекого прошлого.

Перезвон колоколов давно уже угас, но Сталин так и не сдвинулся с места. Пальцы его рук сжались в кулаки, на лицо снова легла мрачная тень, губы беззвучно зашевелились. Он словно продолжал свой давний спор с отцом Давидом. Несмотря на прошедшие годы, цепкая память услужливо воскресила картину из той прошлой семинарской жизни…

…В тесной комнатенке Сосо Джугашвили было непривычно многолюдно. В тифлисской духовной семинарии произошло невероятное. Сюда, где, казалось, должно звучать только слово Божье, нагрянула с обыском полиция. Старый приятель Сосо, Христофор Тхинволели, испугано прижавшись к стене, растерянно переводил взгляд то на своего друга, то на обескураженного отца Давида, то на перепоясанные ремнями, погромыхивающие тяжелыми шашками фигуры полицейских. Последние методично и сноровисто быстрыми, отработанными движениями перетряхивали все, что находилось в комнате семинаристов. Их цепкие пальцы листали потрепанные томики Руссо, Ницше и Локка, прощупывали корешок каждой книги. К концу обыска на крохотном, сплетенном из лозы орешника столике остались лежать читаная-перечитаная Библия, отпечатанные на гектографе тоненькая брошюра «Азы марксизма» и революционные прокламации.

Покончив с обыском, полицейские приступили к допросу, но он закончился, так и не начавшись. Семинарист-революционер, упрямо набычив голову, отвернулся к стене и не проронил ни единого слова. И они не стали с ним долго церемониться: заломили руки за спину и повели к выходу.

Пришедший в себя отец Давид, подняв над головой своего ученика деревянный крест, предпринял робкую попытку отпустить этот тяжкий грех, но гневно вскинутая рука Джугашвили отбросила его прочь.

«Остановись, сын мой! В твоем заблудшем сердце место Бога может занять дьявол!» — эти слова еще долго печальным эхом звучали в опустевшем внутреннем дворе тифлисской семинарии.

Увы, они так и не нашли отклика в очерствевшем сердце. В зловещем революционном зареве начинался жестокий двадцатый век. Чудовищные катаклизмы потрясали целые страны и континенты. Взметнувшаяся над истерзанной войной Россией гигантская война насилия безжалостно смела прежний мир и подняла на самый гребень его — бывшего семинариста, ставшего спустя годы Великим Вождем и Беспощадным Диктатором для своего же народа. Но даже здесь, на вершине немыслимой для простого смертного пирамиды власти, та фраза, произнесенная во дворе семинарии отцом Давидом, время от времени всплывала в мрачных сумерках сознания и выворачивала его наизнанку.

Так было в девятьсот восьмом, когда умерла первая жена — Като Сванидзе. Затем в тридцать втором, когда в ночь с восьмого на девятое ноября покончила жизнь самоубийством вторая жена — Надежда Аллилуева. Она была, возможно, последней из тех, к кому в сердце вождя еще теплились какие-то чувства. В те трудные для себя дни он пытался найти опору в старых соратниках, но в по-собачьи преданных глазах читалось лишь казенное сочувствие и отсутствовало то простое человеческое тепло, что способно отогреть замерзшие от горя души.