Александр Письменный - Фарт

Испекшуюся картошку Тарасов выкатил из золы костра, Мергиев развернул тряпицу с солью, вынул из вещевого мешка литровую бутыль молока, развернул запасенные каждым рабочим съестные припасы — хлеб, печеные яйца, помидоры, козий сыр.

— Нестор, будет тебе читать, и так чересчур вумный, — сказал Тарасов.

Бетаров закрыл книгу.

И только он пошевельнулся, чтобы подсесть к костру, как в дальних зарослях шиповника послышался громкий птичий крик.

— А ну, тихо! — скомандовал Нестор и застыл, вытянув шею.

Все замолчали, насторожились. Тарасов замер на корточках у костра. У Кондратьева от любопытства и ожидания открылся рот и отвисла челюсть. Едва заметным движением головы Бетаров показал в сторону дальней опоры.

Там, на краю поляны, у самого леса, зеленовато-рыжей волной поднимавшегося к гребню горы, можно было разглядеть в траве двух больших серых птиц. Они были похожи на куропаток, с такими же палевыми разводами, только покрупнее. Над ними у самой опоры, на голой скале, стоял красавец тур, могучий, круторогий, с царственной осанкой. Секунду или две нельзя было заметить в нем никаких признаков жизни. Он был как бы продолжением скалы. Потом он потянулся к бетонному башмаку опоры и то ли лизнул его, то ли понюхал.

— Гей! — заорал вдруг дурным голосом Кондратьев.

Тур исчез мгновенно, одним невероятным прыжком, точно в нем сработала тайная пружина. Исчезли и улары, или горные индейки, всегда обитающие вблизи стоянки туров.

— Эх ты, микроб поганый, вирус! — с укором сказал Кондратьеву Мергиев. — Тур не боится ни бетона, ни металла, привычный, видать, к нашей дороге, будто она сделанная от природы, а ты на его кричишь! Блажной ты парень, Андрюшка, придется тебя опять просвещать магнетой.

— Эх, ружье бы! — сказал Кондратьев, не слушая Мергиева. Он весь преобразился, слетело уныние с его длинного тусклого лица, блеклые щеки порозовели. — Так бы и врезал промежду глаз.

Бетаров ласково тронул его за коленку и показал кулак:

— А это видел?

— А что? Зверь ведь, — значится, давай бей!

— У нас в селении нашелся такой прыткий. Ты хоть, Кондратьев, дурной, а тот, охотник, закон знал. Говорит, тур, видишь ли, вышел прямо на него. Он и жахнул сразу из двух стволов. Вопрос, конечно, зачем у него ружье заряжено пулями? Приволок он тура в селение, закатил пир на весь мир. Кто-то из гостей на охотника и донес. Пришли из охотничьего надзора — плати штраф, десять тысяч…

— Иди ты! — сказал Кондратьев, все еще оживленный.

— А что? Небось не меньше, — заметил Тарасов.

— В точности не знаю. Одно известно — большой штраф. Охотник туда, сюда, а это, говорит, глупость для детей и клевета. «Не убивал я тура, убил дикого козла, а приятелей обманул, чтобы больше чести». — «А какие у тебя доказательства?» — «Пожалуйста, завтра принесу голову». Проходил весь день в горах — нет козла. Тогда он в город поехал, упросил на бойне продать голову домашнего рогача и принес. А ты: «Эх бы ружье!..»

Вода в котелке закипела, заварили чай, и рабочие принялись за еду.

— Нестор, а как насчет пульпопровода? — поедая горячую картошку с помидорами, спросил Мергиев.

— Затерло пульпопровод.

— Верно, Вараксин, бюрократ, чтоб ему треснуть не по шву? Вот сквалыга, свет таких не видел! — сердито отозвался Тарасов.

— Да уж что говорить, — сказал Савельев. — Как Нестор воевал насчет роликов на вагонетках? А плохой получился результат? — Он стал загибать толстые, привычные к грубому металлу пальцы: — Переиначили ролики по-нашему. Стали меньше греться подшипники, снизился расход смазочных материалов, вагонетки стали устойчивее. Значит, давай пускай их быстрее. Плохо? Новое предложение — комбинированные коронки для станков Крелиуса. Опять есть эффект!

— Про это мы знаем, — сказал Тарасов.

— Мы знаем, а он не знает? Чего он с пульпопроводом тянет? Время идет, люди смеются.

— А чего смеются? Нечего смеяться! Осточертели эти новшества, — сказал Кондратьев, и лицо у него снова было унылое, постное, скорбное.

Тарасов рассмеялся:

— Вот, вот! Так, наверное, и Вараксин кумекает. Новшества человеку спать не дают. А человек спать любит.

— Нет, братцы, — сказал Бетаров. — С пульпопроводом я сам малость сплоховал. О Вараксине ежели говорить, он что же, инженер неплохой, знающий. И не в том вопрос, что бюрократ. Кстати, он и не бюрократ вовсе. Хитрый мужик и ленивый, как черт. Вот в чем секрет. К тому же, может, и обиженный.

— На кого он обиженный? — с вызовом спросил Тарасов.