Михаил Журавлев - Одержимые войной. Доля

– Довольно, брат. Пора возвращаться.

По круглому лицу богатыря-инока пробежала лёгкая судорога, точно младенец пробуждается ото сна. Он разнял руки, слегка покачнулся вперёд и, обретя вновь устойчивость и «здешнее» выражение лица, изрёк:

– Печально возвращение в мир сей от чертогов Прави ангельской. Наипаче во дни смутны, в горестех и нестроении.

– Чертоги Прави всякому православному открыты. Но не всяк разумен муж до времени оставит явленное дабы насладиться вечным, – строго возразил старец, и потяжелела рука его на плече инока.

– Я тороплю время? – вскинул на своего пастыря бровь Ослябя и получил утвердительное движение головы в ответ. – Но как же знаки?

– А что знаки? – усмехнулся старец. – Толкование важнее различения. Господь ниспосылает Книгу, но не ведающий грамоты не прочтёт ея. А ведающий неполно, премудрости книжной не переймёт.

Ослябя поднялся во весь гигантский рост.

– Господу было угодно привести на заклание брата моего Пересвета. Разве знак, посланный чрез жертву сию, можно толковать разно?

– Ведаешь ли, добрый молодец, что брани усобные да раздоры братоубийственные меж сродниками, домочадцами, единоверцами рождаются токмо от разночтения в толкованиях? Желая раз и навсегда положить конец розни внутриплеменной, Моисей дал народу Израиля один Закон, одну Книгу, и язык ея письменный точен, аки цифирь. Толкований нет ему. Перестал народ сей меж собою враждовать. Но пришёл ко народу сему Иисус, и отныне проклят народ сей пред другими народами, яко же и пред Богом, бо Иудин грех непрощаем вовеки.

– К чему, отец Сергий? Я в толк не возьму.

– А к тому, брат Ослябя. Разумей: одною рукою дал пророк Израилев благо своему племени, другою сотворил для него же зло. Ибо не бывает на свете белого голубя, в оперении коего не таилось бы хоть одного чёрного пёрышка. Наипаче зрящии ведают: благим намерением Моисеевым было положить конец усобице Законом единым, но Слово, толкований чуждое, мертво становится. Яко же и знак единочтимый. Всяко живо слово и всяк жив знак подобны цветку райскому: лепесток за лепестком раскрываются, целокупное преображая. Воспомни, брат, потайную грамоту Всея Светы, что зрил ты от меня. Сколь ни прочитывай, а до донышка никогда не доберёшься.

– И то верно, – согласился Ослябя. Они прошествовали в пещерку-келию старца. Много месяцев кряду, до похода к сельцу Куликову и по возвращении с брани, делили старец и инок покой этой пустыньки на двоих. Покуда был жив брат инока Осляби инок Пересвет, погибший в битве при сельце Куликовом, иную ночь Ослябя уходил от старца к брату своему. Особо часто – в самый канун похода. Князь поторапливал, дружина, дескать, перестоит. Но богатыри братья, как и заповедал им их пастырь Сергий, не поспешали, оттого в последние дни перед походом пришлось им особенно усердно руку набивать. Вот и пропадали вдвоём с утра до ночи. Однако молитва перед сном – правило священное, и даже если случалось Осляби заступать на неё вдали от старца, в молитве встречались они душами вновь. Теперь же, когда луна сменилась со дня тризного пира по Пересвету, они и не разлучались. Инок всё время был подле старца, но пребывал, по большей части, столпником в полном безмолвии, а старец, напротив, будучи хлопотлив и быстр, поспевал и многих страждущих принять, и с князем переговорить, и вести разослать голубиною почтою, и главному делу своих последних дней уделить должное время, сосредоточенно разбирая хитрую вязь письмен древних на чёрной козьей коже при тусклом свете огарочка. Ведал Сергий, затеянному делу и жизни мало, но не сетовал, не торопился, а спокойно и благоговейно строчка за строчкой разбирал письмена и перелагал разобранное кириллицею на вощёные листы, кои складывал аккуратно в самом сухом месте пещерки – подле печки.

Они спустились по земляным ступеням в келию старца. Могучий богатырь и сухопарый седобородый отшельник, оба в монашеском одеянии, напоминали дивным образом оказавшихся в одной берлоге медведя и горностая. Воссед друг напротив друга на дубовы лавки подле дубового же стола с кринкою лесного мёда-дичка, продолжили беседу, внятную лишь им двоим, ибо не всё сказанное договаривалось до конца. В том и не было особой надобности. Сам Сергий же говорил когда-то братьям, что истинное единение во Слове возникает тогда, когда и слов вслух произносимых уже не надобно.

– Довольно тебе, брат мой Ослябя, столпничать долее. Послушание исполнено вполне, ничего боле Господь тебе не откроет, покуда срок не придёт. А есть для тебя урок новый и преважный отныне до скончания дней твоих.