Евгений Коковин - Осколок

— Я вам назвал себя. Отвечайте, я приказываю.

— Семьдесят три к телефону! — настойчиво повторил комендант.

Трубка тихо шуршала, едва затрагивая слух. Усов уловил шепот — два-три слова, резко прерванные. Теперь становилось, ясно, что дот соединен с кем-то незнакомым.

Прикрыв микрофон рукой, комендант подозвал Сибирко.

— Кто-нибудь другой мог включиться в линию?

— Вряд ли: кабель подземный, — тихо ответил Сибирко. — Впрочем, очень свободно, если обнаружили. А может быть… у воронки…

— Может быть, немцы? — продолжил мысль его комендант. — Но хорошо говорят по-русски.

— Как чувствуют себя красноармейцы? — мягко прошипела трубка.

— Неплохо чувствуют, спасибо, — ответил комендант. — У меня тоже есть вопросы к вам.

— Пожалуйста.

— Назовите имя нашего командира батальона! Скажите, как назывался раньше город Молотов? Чем прославился у нас повар-орденоносец Егоркин, — вы, конечно, его знаете!

Трудно было в полумраке разглядеть — хмурится или улыбается комендант. Но чувствовалось, что он доволен своей хитростью.

— Приказываю прекратить этот глупый экзамен! — проворчала трубка.

— Не будете отвечать? — усмехнулся комендант. — Тогда еще один вопрос: когда вы изучили русский язык? Или, может быть, вы по национальности русский? Тогда скажите: когда вы стали окончательной сволочью — в восемнадцатом году или позднее?

Солдаты засмеялись.

— У вас хорошее настроение, — послышалось из трубки.

— Ничего, неплохое, — ответил Усов.

— Но завтра оно испортится. Жалко, что вас придется похоронить, не увидев. А то бы вам пришлось покачаться на первом дереве…

— Я знаю ваши способности, — сказал комендант.

— Предлагаем сдаться — за это обещаем жизнь. Выходите с белым флагом…

— У нас подлецов нет! Мне с фашистской сволочью разговаривать не о чем…

И комендант швырнул трубку за аппарат.

— Слушайте приказ!

Занималось морозное, подернутое синей дымкой тихое утро. Оно проникло в помещение ровными полосками света через наблюдательные щели и амбразуры.

Бойцы выстроились в две шеренги. Вот так же выстраивалось раньше отделение перед занятием, когда командир ставил задачу. Сержант Усов по-прежнему требовал порядка и дисциплины. Справа стоял ефрейтор Любов, громадный, широкоплечий. Его голова упиралась в потолок. Казалось, никакая сила, никакие лишения не сокрушат этого человека. Слева маленький Ершов резко обламывал линию ранжира. Взгляд сержанта задержался на Ершове. Как и прежде, командир привычно подумал: «Весь ранжир портит!»

— Слушайте приказ по гарнизону! — повторил комендант.

Приказ не был написан, не имел номера и не блистал литературными достоинствами. Короткий, суховатый, отрывистый, он соответствовал голосу коменданта.

«…Мы должны держаться… от нас зависит защита города… и на нас смотрит социалистическая родина. У нас еще достаточно боеприпасов. И я уверен — у нас достаточно и силы. Я благодарю вас, товарищи, за службу Советскому Союзу. Но впереди еще много трудностей. Нам придется многое еще испытать. Я надеюсь, и я уверен…»

Комендант заметно волновался. Горяев заметил это. Усов говорил не своими словами, но своим голосом, жестким, запинающимся на слогах.

«С сегодняшнего дня норма питания уменьшается… будет выдаваться по одному сухарю… Я знаю вас, товарищи! Это необходимо… и мы выдержим…»

Близкий орудийный выстрел прервал слова коменданта. Начался день. Нужно было защищаться.

— По местам! — скомандовал Усов.

Горяев дежурил у двери. Когда он стоял в строю, ему казалось, что он вот-вот пошатнется. Но по команде сержанта он твердо и уверенно подошел к входной двери, на свое место. За ночь он выспался, но сон, как ни странно, не придал ему сил.

Немцы обстреливали город из орудий. Со стороны города также слышались частые орудийные выстрелы. Дот безмолвствовал между грохочущими сторонами, в огне этой бешеной артиллерийской дуэли.

— Выкатывают пушку! — доложил Корнилов.

— Немец держит свое слово, раз вчера пообещал.

— Но не сдержит! — сказал комендант.

Взрыв снаряда тяжело потряс укрепление.

— Откуда бьют? — спросил комендант.

Никто не ответил. Было понятно лишь, что обстрел прямой наводкой фашисты подготовили из нескольких орудий. Замеченное Корниловым орудие пока еще молчало, а снаряды один за другим уже рвались вокруг дота.

— На разрушение форта Дуомон под Верденом было выпущено сто двадцать тысяч снарядов. Это стоило в двадцать раз дороже самого форта…