Антал Погони - Двое из многих

Через несколько дней на горизонте показались золотые луковицы казанских соборов. Накануне прошел дождь, и на земле то тут, то там стояли лужи, ослепительно блестя на солнце.

— Неплохо было бы недельки две отдохнуть в этом городе, — мечтательно проговорил Имре. — Поухаживать за черноволосыми татарочками…

— Татарочки с таким гяуром, как ты, и разговаривать-то не станут, — оборвал его Покаи.

— А ты меня не пугай! — Имре пригладил свои усики. — Я не из трусливых!

На станции эшелон уже ждали банковские служащие, они тотчас же приступили к приему ценностей.

Четверо суток продолжалась разгрузка эшелона. Все ценности оказались в наличии. Полк с честью выполнил возложенное на него задание. Молодому Советскому государству было возвращено то, что ему принадлежало.

На каждой станции, где останавливался эшелон, Керечен бросал в почтовый ящик письмо для Шуры. Иштван объяснил ей причину своего столь неожиданного отъезда, а в последующем сообщал ей о том, где находится, и о предполагаемом времени, когда они могут встретиться. Он складывал письмо треугольником и бросал в почтовый ящик. Он не знал, выбирают ли письма из почтовых ящиков и вообще работает ли почта. И не только Керечен не знал этого, многие оставались в таком же неведении.

Он чувствовал угрызения совести, но не зная, как поступать дальше. Вся надежда была на то, что Шура все же получит его письмо и ответит.

А дни шли за днями. Миновал май, июнь, пошла первая неделя июля. Казань оказалась интересным полурусским-полутатарским городом.

«Что сталось с дедом Шуры? Выздоровел ли он? Не заразилась ли от него тифом Шура?» Ни на один из этих вопросов Керечен не мог найти ответа.

В газетах писали о войне с польскими панами, которые, выбрав удобный момент, напали на молодое, не успевшее еще окрепнуть Советское государство.

Ежедневно на фронт уходили все новые и новые эшелоны.

Интернациональный полк был расквартирован в лагере с деревянными бараками, где не так давно еще помещались инфекционные больные. Жили в тесноте, но не в обиде. В отдельном бараке разместились жены бойцов. Сердце у Керечена больно сжималось, когда он видел их. Его мучила мысль, что вместе с ними могла бы быть и его Шура, которой, по его подсчетам, как раз пришло время родить. Врач здесь был, а в отдельном бараке размещался госпиталь.

По вечерам продолжались бесконечные разговоры о событиях, о послевоенном житье-бытье, о недавних боях. Один начинал, другие дополняли, и рассказам не было конца и края. Иштван, погруженный в свои нелегкие думы, участия в этих разговорах не принимал.

В полном составе полк бывал довольно редко. Часть бойцов направили в Нижний Новгород, чтобы помочь достать горючее для одного из заводов, другую часть — в Тамбов для подавления вспыхнувшего там кулацкого мятежа.

Большую часть своего свободного времени Керечен проводил у Покаи, который выполнял обязанности библиотекаря. Под библиотеку отгородили угол барака, заставленный длинными деревянными полками. Книг было много. Их подарили интернационалистам городские власти, передав им несколько тысяч томов иностранных книг, оставшихся без хозяина после смерти старого казанского ученого.

Покаи, как мог, старался приободрить Иштвана:

— Не беспокойся, скоро получишь весточку от своей Шуры. Мы еще долго пробудем в этом городе. Думаю, скоро наладим телеграфную связь, и тогда ты все сразу узнаешь. Может, она и получила некоторые из твоих писем. Во всяком случае, наберись терпения…

Керечен слушал утешения Покаи. Он охотно поверил бы им, но не мог.

В библиотеку вошел Имре Тамаш.

— Ребята, пошли со мной! — предложил он. — Сегодня вечером перед зданием горсовета можно послушать радио.

Керечен знал об этом замечательном изобретении, но стеснялся признаться, что еще ни разу не слышал радиопередачи. Как-то он слышал, что радио принадлежит огромное будущее, что оно сделает безработными массу учителей, так как с его развитием достаточно будет установить в классе или в аудитории громкоговоритель, через который будут читать уроки или лекции самые известные педагоги страны, а уж в вопросах пропагандистской работы радио вообще незаменимо.

Друзья сходили в город и послушали радио. Из раструба, похожего на граммофонную трубу, раздавался хриплый голос диктора. Не всегда можно было понять, что он говорит. Затем по радио передали музыку. Казалось, что кто-то невидимый играет на громадном хриплом инструменте.