Александр Граевский - Мина

К себе в землянку Миша пришел поздно, но еще долго возился: пришил подворотничок, начистил сапоги и пуговицы. На завтра предполагался, как любил говорить Миша, «выход в люди».

День обещал быть спокойным, и Миша собирался прогуляться в санроту. Там у него был дружок, а кроме того, можно было повидаться и с девчатами. Намечалось устроить небольшой парадный обед с приглашением девушек. Такая возможность выпадала не часто, и Миша очень ею дорожил.

Встал он рано, на ощупь побрился, благо борода на его румяных щеках росла редкая и мягкая. Протерев лицо одеколоном, Миша тщательно приладил к гимнастерке новенькие узкие белые погоны, которые ему удалось достать совсем недавно. Он долго раздумывал, не прицепить ли вторую пару новых погон на шинель. С одной стороны, нарядней, конечно. Но с другой… Нет, не стоит! Ведь на шинели у него обыкновенные полевые погоны, и незнакомые солдаты величают его лейтенантом. Это звучит значительно приятней, чем военфельдшер.

Распорядившись, как и что делать в его отсутствие, он начал собираться в дорогу. На свет появилась офицерская сумка. В ней хранились запасы, которые нужно было взять с собой. Миша бережно выложил на столик в землянке пять банок консервов и флягу. Положенные сто граммов бравый фельдшер не пил, норовил прикопить на всякий случай. Консервы из офицерского пайка тоже расходовал экономно. Но сегодня, ради парадного обеда…

Миша сначала сунул в сумку четыре банки, одну спрятал в изголовье. Потом, подумав, вынул из сумки еще одну банку и тоже припрятал ее. Еще подумав, он достал вторую флягу, пустую, и начал отливать в нее водку.

За этим занятием и застал его Бердюгин. Миша покраснел, когда сержант неожиданно ввалился в землянку. Торопливо завинчивая флягу, фельдшер забыл о второй. Колени сразу стали сырыми, в воздухе заблагоухало. Бердюгин невольно повел носом.

Миша растерялся и рассердился. Стараясь побыстрей сунуть фляги в изголовье, он визгливо крикнул Бердюгину:

— Чего стоишь! Докладывай!

— Раненого доставили, товарищ военфельдшер, — негромко произнес сержант. И добавил: — Тяжелораненого.

Миша Реутов не стал переспрашивать. Он изменился буквально на глазах. Только что перед Бердюгиным сидел нашкодивший и поэтому петушившийся мальчишка. А сейчас из-за стола быстро встал подтянувшийся и серьезный человек. Уверенным движением надев ремень, туго затянул его, застегнул ворот гимнастерки и, надевая на ходу шапку, бросил:

— Пошли!

Бердюгин двинулся было следом, но остановился.

— Товарищ военфельдшер…

— Ладно, ладно, потом!

Реутов уже открыл дверь, когда сержант схватил его за гимнастерку. Миша обернулся, его брови поползли вверх.

— Чего тебе?

— Тут такое дело, — замялся Бердюгин. — Надо бы…

— Чего надо? — нетерпеливо перебил его Миша.

И тут его осенила догадка. Да такая, что он немедленно взыграл:

— Ах, ты… И не стыдно тебе?! Есть мне время тебя поить! Ведь там раненый! Пойми ты, доходяга несчастный, ра-не-ный!

Ошарашенный Бердюгин даже попятился.

— Взорваться может, товарищ военфельдшер! Надо бы осторожней, — сурово перебил он фельдшера.

— Взорваться? Что взорваться? — Миша все еще думал о своей фляге.

— Мина у него застряла, у Вострецова, у раненого. Взорваться может, говорю.

Наконец-то до Миши дошло. Молча смерив сержанта взглядом, он круто развернулся и уверенно вышел из землянки. Бердюгин — за ним.

Солдаты уложили Вострецова в большой зеленой палатке батальонного медпункта. Лицо раненого заострилось, окаменело. Время от времени он с усилием открывал глаза, темные веки при этом дергались. Товарищи молча топтались вокруг.

Миша вошел в палатку, стремительно откинув полог. Палатка вздрогнула, будто от испуга. Марля, прикрывавшая окно, взметнулась белым крылом, словно хотела вырваться из этого страшного места…

— А ну, марш отсюда! — с ходу скомандовал Миша. — Ты тоже уходи, — кивнул он суетившемуся у печки санитару. — На руки только полей.

Сержант широким жестом подтвердил приказание Миши, и солдаты один за другим вынырнули из палатки. Бердюгин отошел к выходу и остался. Тщательно мывший руки Миша обернулся:

— Давай, давай!

В палатке стало пусто и, как показалось Мише, холодней. Он приготовил шприц с противостолбнячной жидкостью, подошел к выходу. Высунув голову наружу, крикнул:

— Воздух! Давайте-ка топайте в укрытие!

Подождав, пока солдаты отошли подальше, задернул за собой вход. Остановившись над Вострецовым с поднятым в руке шприцем, подмигнул раненому: