Войцех Козлович - Сыновья полков [Сборник рассказов]

Кшисек не принимал никакой присяги — ни как участник движения Сопротивления, ни как солдат: ведь ему было в ту пору всего двенадцать лет! Он рос в атмосфере острой политической борьбы. Его отец, Александр Рейш, был известным активным деятелем левицы (левого движения). И Кшисек очень быстро познавал механизм классовой борьбы, сущность которой находила выражение в таких понятных чувствах и ощущениях, как голод, когда в доме не было ни крошки хлеба; нужда, бесконечная и мучительная, когда отец, неусыпно и постоянно находившийся в поле зрения санационной [3] Санационный — распространенное наименование фашистского режима, существовавшего в Польше в 1926–1936 гг. Стремясь предотвратить назревавший в стране революционный взрыв, сохранить буржуазно-помещичий строй и господство иностранного капитала, польские фашисты во главе с Пилсудским выдвинули демагогическое требование «санации» (от лат. — оздоровление) политической жизни страны, отстранили скомпрометировавшую себя правящую клику национал-демократов (эндеков) и кулацкой партии «Пяст» и в результате государственного переворота 12–13 мая 1926 года захватили власть. Антинародная, антисоветская санационная клика, вставшая на путь сговора с гитлеровскими агрессорами, привела к захвату Польши в 1939 году гитлеровской Германией. Остатки обанкротившейся санационной клики пошли в услужение к захватчикам и стали злейшими врагами польского народа. — Прим. ред . «дефы» [4] Дефа (разг. от дефензива) — политическая полиция в буржуазной Польше. — Прим. ред . и определяемый ею как «красный», не мог найти работы.

Двенадцатилетний мальчишка включился в подпольную партийную работу, которая в этот период сосредоточивалась в квартире варшавского рабочего. Да и невозможно было в однокомнатной квартире скрыть все эти визиты незнакомых людей, остерегаться произнести лишнее слово, прятать таинственные свертки или предметы, в которых даже десятилетний ребенок безошибочно угадывал револьверы или гранаты.

Все началось с ничего не значащих на вид поручений: передать какие-то сведения по указанному адресу, отвести незнакомого «дядю» на определенную квартиру. Кшисек был сообразительный парнишка, толковый. И ко всему прочему он ведь был ребенок. А на детей оккупанты тогда еще не обращали особого внимания.

Но однажды — это было уже год спустя — Гишпан сказал Кшисю:

— В Рыбенек больше не поедешь…

А ездил парнишка туда часто: два-три раза в неделю, выполняя свои обязанности связного с местной подпольной группой. В один из запомнившихся ему дней он выехал раньше обычного. А позже узнал, что поезд, на котором он всегда ездил, гитлеровцы неожиданно задержали на станции Мостувка. Из вагонов выгнали всех мужчин, но искали, как оказалось, мальчишек в возрасте Кшися. Затем их отвели в лес, недалеко от железной дороги, и расстреляли. До этого случая товарищи из Рыбенека уже имели сигналы, что оккупанты разыскивают маленького связного, но мальчишка против этих опасений выдвинул самый, казалось бы, убедительный довод:

— Я же ребенок!..

Но он уже давно им не был. Детство — это ведь никогда не забываемая пора коротких штанишек, когда метко забитый мяч вызывает восхищение сверстников; когда карманы становятся сокровищницей никому не нужных вещей, но которые все же всегда оказываются нужными владельцу; когда даже сон не прерывает военных действий индейцев — апачей или каких-либо других племен, — развернувшихся в лабиринтах дворов или среди скудной зелени городских скверов.

Как-то мать, выглянув в окно, позвала сына со двора домой. Отец с Гишпаном сидели серьезные. Вот тогда дядя Юзеф и сказал запыхавшемуся после только что закончившейся игры мальчишке те самые слова:

— Ну что ж, апачи подождут до конца войны, Кшись…

Так варшавский парнишка ступил на свою «тропу войны» против гитлеровских фашистов.

— Хорошо, только и мне нужно подпольную кличку, — настаивал он, глядя на Гишпана. Юзеф Домбровский, улыбнувшись, согласился:

— Конечно, ты же будешь моим адъютантом.

Так и осталось: Адъютант. Некоторые товарищи часто называли его и так: Наимладший. Он и в самом деле был самым юным гвардистом Гвардии Людовой и Армии Людовой в округе Права Подмейска.

Первым серьезным заданием Кшися были листовки. Их надо было вечером незаметно расклеить на стенах домов. И это удалось ему сделать без помех. Несколько листовок он наклеил на красной стене завода «Ситко» по улице Вятрачной, 15. После этого он не спал всю ночь, с нетерпением дожидаясь утра. Чуть свет он тихонько выскользнул из дома, раньше отца. Рассветало. Новый день на оккупированной земле выгонял людей из домов на работу. Шли, по привычке быстро оглядываясь: нет ли поблизости немецкого патруля, хотя обычно это время было относительно безопасно и не грозило облавами. И вот они увидели на стенах домов вселяющие в сердца надежду слова: «Рабочие Варшавы! Польша живет!» Читали торопливо, жадно и шли дальше. Но теперь это были уже другие люди. Такие же истощенные, такие же измученные беспроглядным кошмаром оккупации, но все же более сильные этим одним, коротким словом: «Польша». Они проходили мимо невзрачного, щуплого мальчишки, необычайно гордого в эту минуту: «Смотрите, эти листовки расклеил я!..»