Алексей Очкин - Иван — я, Федоровы — мы

— Ты зачем это, Федоров, к саперам пристал?

Ване легче было, когда лейтенант обращался с ним строго, по-старому, и он свободно заговорил:

— Они, товарищ лейтенант, наблюдательный пункт командующему Чуйкову строят.

— Ну и что?

— У Чуйкова есть тоже пацан, вроде меня…

— Видел.

— Они обещали меня с ним свести.

— Зачем?

Ваня помедлил, потом выпалил:

— А затем! Этого пацана командарм везде с собою берет, а вы меня гоните… Вот я и рассказал бы ему, а он — командарму… Вам бы и приказали — ни шагу без меня!

Дымов рассмеялся.

— Ну, и ты уверен, что приказали бы?..

— А то нет, — серьезно ответил Ваня, — за милую душу.

— Ладно, братишка, давай помиримся, — протянул Дымов руку.

Ваня хитро посмотрел на лейтенанта:

— А не будешь гнать, товарищ лейтенант?

— Заладил одно: товарищ лейтенант, товарищ лейтенант! — возмутился Дымов. — Когда мы не в строю, я тебе друг — и точка.

— Ну, раз я тебе друг, — сжал Ваня руку Дымову, — я, Алеша, буду с тобою везде.

Они не в силах были идти дальше, тут же опустились на скат кургана, довольные, что нашли друг друга и снова вместе.

Уже рассвело. Ржаво-бурая во все небо туча закрыла громадный разрушенный город, раскинувшийся вдоль Волги на десятки километров, и отсюда, с вершины кургана, Дымову и Ване в редкие просветы дыма были видны скелеты зданий с огненными глазницами окон да одиноко торчащие черные заводские трубы.

— Все горит и горит… Кругом красно… — покачиваясь, обхватил руками коленки Ваня. И, помолчав, мечтательно сказал: — Встанешь, бывало, на зорьке, мать корову доит: цик-цик… Парного молока испьешь с теплым хлебом, знаешь, с солью…

— Мг… — кивнул Дымов.

— А потом в лес по грибы… Сейчас как раз время по грибы ходить. А у вас?

— Я ведь тоже смоленский.

— Теперь там гады всё начисто сожгли, ничего не оставили. Если б не война, мы с тобой, Алеша, на заводе бы работали… Я — на станке, ты мастером или инженером.

У Дымова слипались глаза.

— Почему ж так?..

— Ты привык командовать, а я люблю машины. Поэтому и пушку уважаю. Если б не война, знаешь, где бы я был…

— Где?.. — уже с закрытыми глазами спросил лейтенант.

— Да в ремесленном…

Дымов сидел и вдруг завалился на бок. Испугавшись, Ваня стал его трясти:

— Товарищ лейтенант… Огонек… что с тобой?

Дымов спал мертвым сном. Ваня посмотрел на его осунувшееся лицо с кроваво-темной повязкой, поправил заломленную руку и подложил ему под щеку свою пилотку.

Послышались отдаленные разрывы.

— Аа-а?.. Атакуют фрицы? — встрепенулся лейтенант.

— Да никаких фрицев нет, Огонек… Спи.

Дымов тут же уснул.

Волоча по земле санитарную сумку, покачиваясь от усталости, подошла Аня и от изумления застыла:

— Ванечка?!

— Тише! — погрозил он ей. — Не видишь, спит…

Радостная Аня присела рядом с ним:

— Где ты был?

— Где был, там уже нет.

Глядя на спящего лейтенанта, она покачала головой:

— И про перевязку забыл. — И тихо позвала: — Товарищ лейтенант…

— Не тронь его, — зашипел Ваня.

Лейтенант тут же приподнял голову:

— Что?! Атакуют?!

— Аника-воин, — рассмеялась Аня, — давайте, я хоть здесь сменю повязку.

Ваня насупился, вздохнул и нехотя зашагал прочь.

— Ты куда? — окликнул лейтенант.

— Да я так… — бросил в замешательстве Ваня. — Посмотрю… чего саперы наработали.

— Только недолго, — улыбаясь, предупредил его Дымов. — Одна нога здесь, другая — там.

Ваня обернулся и выпалил:

— Ладно, товарищ лейтенант! Как она уйдет, я сразу приду.

Аня рассмеялась:

— Почему он меня не любит?

Дымову было приятно, как Аня, придерживая его рукой за шею, накладывала свежий бинт. Ее огрубевшая солдатская рука казалась ему необыкновенно нежной и ласковой.

Аня закончила бинтовать голову лейтенанту, застегнула санитарную сумку:

— Дня через два опять сменю повязку.

— Интересно узнать…

— Что?..

— Когда я пропал, вы, Аня… правда прибегали?

— Все волновались, товарищ лейтенант…

— И вы?

Еще больше смутившись, она положила ему руку на плечо и тихо ответила:

— И я тоже…

— Смотрите-ка… любезничать начала! — раздался недовольный голос подошедшего Вани.

— Федоров! — прикрикнул лейтенант.

— Ишь ты! И рукою уже обняла…

— Федоров, молчать!

Но Ваня уже не мог сдержать своего возмущения:

— Что им война… им, вертихвосткам, только бы любовь крутить!

Дымов вскочил и в гневе залепил Ване оплеуху. У того слезы хлынули из глаз, и он убежал.