Николай Колбасов - Штрафники. Люди в кирасах

— Кто тут? — оторопел Колобов. — Я и не думал тебя бить. Ошибся. Что ты там делаешь? Вылезай, не бойся меня. «Действительно, откуда здесь, в Ленинграде, могла объявиться собака?» — мелькнула запоздалая мысль.

Перед ним, словно гном из сказки, появился мальчонка лет шести во взрослой рваной стеганке. Из-под просторной буденовки сосульками свисали давно не стриженые и не чесаные волосы, светились огромные, вполовину узенького лица, глаза.

Присмотревшись в свою очередь к Николаю, мальчик облегченно засмеялся:

— А я подумал, что вы — старшина.

— Так я и есть старшина, — не понял Колобов.

— Нет, тот другой старшина. Он в столовой начальником работает.

— Ну и что?

— Злой он очень. Как увидит меня, прогоняет. Грозился прутом отхлестать.

— A-а, вон в чем дело. Ты кушать там просишь?

— Ага. Повара мне никогда не отказывают. А старшина, если увидит, ругать начинает и меня, и поваров. Кричит, что своим еды не хватает. А я разве же не свой? Мне надо братиков моих подкармливать. Они на заводе работают, снаряды для пушек делают.

— Разве им паек не дают?

— Дают. Только его на один раз хватает. Если я их подкармливать перестану, они работать не смогут.

Колобов сел на лавку, посадил рядом с собой мальчика, потом спросил:

— Взрослые у тебя братья?

— Ага. Им по двенадцать уже. Они близняшки.

— А тебя как зовут? Мама у вас есть?

— Юрой меня звать. А мамы нету. Она еще зимой умерла от голода.

Колобов, сжав зубы, торопливо скручивал цигарку. Прикурив, поднес спичку к лицу мальчика и отдернул руку: на него смотрело землистое, испещренное морщинами лицо старика-карлика.

— Некрасивый я, да? — догадался Юра.

— Что ты, просто худой и слабый. Вот разобьем фашистов и поправишься.

— Скорее бы, — совсем по-взрослому вздохнул мальчик.

— В столовой не только старшины, поваров, наверное, уже не осталось. А ты все выжидаешь тут.

— Нет, дяденьки-повара всегда там. А старшина уходит только после второй бомбежки.

— А разве вторая бомбежка обязательно будет?

— И третья тоже. Вторая уже скоро начнется.

— Суп, если дадут, во что нальешь?

— Так у меня посуда есть, — Юра нырнул под столик и достал жестяную банку с завертывающейся крышкой. — Вот, хоть половину, а нальют. Они добрые.

— Подожди меня здесь, — сказал Колобов и, сбегав в казарму, принес оставшиеся у него еще с дороги два ржаных сухаря.

Но Юра есть их не стал, спрятал в карман для братиков. Он прижался к Николаю и поцеловал его в щеку в знак благодарности. А потом спокойно и неторопливо стал рассказывать доброму дяде-старшине, как умирала его мама и другие мамы, бабушки и дедушки в их большом многоэтажном доме.

— Не надо об этом, Юра. Расскажи лучше о своем папе, — попросил Николай.

— Папа — летчик. Он под Нарвой фашистов бьет. А я, когда вырасту, стану поваром и всем-всем буду наливать по два черпака супу и каши вдоволь давать. У нас все девочки и мальчики хотят стать поварами.

Николай хотел что-то ответить Юре по поводу его мечты, но в это время где-то совсем рядом пронзительно взвыла сирена, извещая жителей района о приближающихся вражеских бомбардировщиках.

— Беги в убежище, Юра! — торопливо крикнул Колобов и побежал к казарме.

У крыльца он столкнулся с лейтенантом Пугачевым, назначенным на эту ночь дежурным по штабу батальона. Андрей приказал незамедлительно поднимать людей и выводить их в бомбоубежище. Однако тяжелые бомбовые разрывы слышались где-то в соседнем районе и командиры рот медлили с выполнением приказа.

Войтов стоял у раскрытого окна, глядя на шарящие по ночному небу лучи прожекторов. С крыш домов и с улиц били зенитные орудия, пытаясь образовать огневой заслон от вражеских бомбардировщиков. Темное небо сверкало пунктирами трассирующих пуль и разрывами зенитных снарядов. Похоже, «юнкерсы» опасались снижаться для прицельного бомбометания и сбрасывали свой смертоносный груз с большой высоты.

Вдруг настороженный слух командира роты уловил, что бомбовые разрывы стали приближаться. Вот несколько глухих мощных ударов раздалось в соседнем квартале.

— Рота, на выход бегом! — крикнул Войтов и, взяв со стола планшетку, пошел к двери. Здесь сгрудились бойцы, стремясь поскорее выбраться из помещения.

— Не толпиться! — подчеркнуто спокойно приказал Войтов. — Во дворе не скапливаться, бежать в бомбоубежище.

Спокойствие и выдержка командира возымели действие. Пробка в дверях рассосалась. Кто-то, посторонившись, пропустил лейтенанта вперед. Спустившись с крыльца, Петр остановился, желая убедиться, что все бойцы роты покинули здание. Тут уже стояли Колобов, Дудко и Орешкин, поторапливая людей и указывая направление к бомбоубежищу. Все шло как надо, и Войтов решил не вмешиваться в действия взводных командиров. Конечно, он немного промедлил с командой на эвакуацию. Лучше было не искушать судьбу и вывести роту минут на пять раньше. Но, кажется, обошлось и так.