На мгновение Дееву стало не по себе, он подумал, что показать в бою противнику спину – значит проиграть. Он задержал дыхание и нажал на спуск. Пулемет толкнул его в плечо и, как живой, заходил в руках. Первая пулеметная очередь тяжелой плетью стеганула по немцам. Фактически это был расстрел.
Титоренко чувствовал, что патроны вот-вот закончатся. Он уже передвинул переводчик на одиночный огонь, когда, перекрывая автоматный треск, заговорил деевский МГ. Двое немцев выскочили из-за танка к правому кювету, но сразу задергались от многочисленных пулевых попаданий. Больше из-за танкового корпуса никто не показывался. Пулемет после нескольких очередей замолчал. В наступившей тишине было слышно, как потрескивает пламя, охватившее левый танк. Воспользовавшись паузой, лейтенант зачерпнул из кармана галифе горсть патронов и на ощупь стал быстро набивать обойму, выщелкнутую из торчащего за ремнем пистолета. Зарядив ТТ, он закинул за спину автомат с опустевшим магазином и кивнул Васину. Сержант извлек откуда-то из-под гимнастерки парабеллум и двинулся по кювету следом за командиром.
Ствол пулемета исходил кислым пороховым дымом. Не отрывая приклада от плеча, Деев поверх прицела рассматривал дело своих рук. Окровавленная куча тел в немецком обмундировании вызывала тошноту, и он обрадовался, когда увидел приближающегося к нему командира.
Лейтенант по кювету подошел к танку и остановился напротив. Не приближаясь к нему, он внимательно осмотрелся, затем вымахнул из глинистой канавы, подал знак Васину оставаться на месте и пошел к пулеметчику. Деев, отряхиваясь, поднялся навстречу.
– Ну как, всех прищучил?
Пулеметчик молчал, переводя взгляд с убитых на командира. Было видно, как его колотит нервная дрожь.
– Не дрожи, – лейтенант взглянул в сторону убитых немцев, – мы их в гости не звали. Сами пришли. Да не дрожи ты! – грубо проговорил лейтенант и тряхнул пулеметчика за плечо. Деев покачнулся, часто-часто закивал и опустился на землю. Обхватив голову руками, он пробормотал:
– Сейчас. Сейчас пройдет, товарищ лейтенант.
Между тем у танка произошла какая-то свалка. Васин выскочил из кювета и подбежал к автоматчикам. Лейтенант схватился за пистолет, но остался на месте. Через минуту к нему подвели перемазанного в глине и копоти немца.
– В яму залез, сука! – сказал Васин, тяжело дыша и сплевывая кровь с разбитых губ. – Под танк. Еле вытащили!
Немца держали автоматчики, завернув ему руки за спину. Лейтенант в упор посмотрел на разгоряченного танкиста. Лицо немца тоже было в крови, и его презрительная ухмылка говорила, что сейчас он, еще не остывший от борьбы, готов на все, даже на смерть. Лейтенант видывал таких.
– Свяжите его, – сказал он, – пусть немного остынет. Потом поговорим.
Пока брыкающегося немца связывали, лейтенант быстро прошелся по поляне. Левый танк еще горел. Вокруг правого густо были навалены трупы в немецкой форме. Над всем этим стоял удушливый запах гари, водки, свежей земли и крови – пахло, как во время похорон на кладбище. Лейтенант подошел к вездеходу. «Кубельваген» был посечен осколками и продырявлен пулями, но на водительском сиденье мерцал живой зеленый глазок рации. Тихо сквозь шорохи и треск звучала незнакомая музыка – видимо, от сотрясений сбилась настройка. Титоренко перегнулся через борт машины к вариометру и попытался поймать русскую речь, но внутри аккуратного, покрытого свежей черной краской металлического ящика бились только вражеские голоса. Лейтенант чертыхнулся, протиснулся на сиденье вездехода и плавно повернул рифленое колесико переменного конденсатора. Наконец сквозь атмосферные помехи послышался спокойный, то приближавшийся, то угасавший голос московского диктора. Москва знакомила слушателей с газетной статьей о необходимости ввода в Красной Армии института военных комиссаров. Времени не было, и Титоренко настроился на какую-то хорошо слышимую немецкую станцию. С трудом вникнув в смысл немецких слов, лейтенант помрачнел и щелкнул выключателем. Зеленый глазок рации потух. Лейтенант тяжело поднялся и пошел к бойцам.
Немец уже пришел в себя и рыдающим голосом кричал:
– Никс эсэсман! Крафтсфарер! Панцерн! – он бил себя в грудь грязным кулаком, – Их бин крафтфарэр, арбайтэр! [10]
Лейтенанту сунули потертый кожаный бумажник. Титоренко вытряхнул его содержимое на землю и взял в руки «Зольдбух» [11] – тоненькую книжку с фашистским орлом на серой обложке.
Читать дальше