Александр Воинов - Памятник Дюку [Повести]

Прощаясь, я пожал шесть шершавых рук и последнему протянул руку Северцеву.

— Будь человеком! — сказал я ему.

Он холодно ответил на мое пожатие и провожать меня не вышел. Я пожалел, что нет Артамонова, он был в наряде. Ну что ж! Может быть, напишет…

Через полчаса наш курсантский взвод вышел из лагеря…

В училище нам объявили характеристики.

Первая часть характеристики была составлена лейтенантом Корневым и состояла из раз и навсегда вытесанных формулировок: «Выдержан, художественную литературу читает, по специальности подготовлен…» и тому подобное; а вот заключительная часть, вписанная чуть выше подписи лейтенанта кудрявым канцелярским почерком, уже отражала индивидуальные особенности автора: «Курсант Березин плохо овладел командными навыками, морально неустойчив, любит подхалимаж, не обладает достоинствами командира».

Второпях автор приписки не обратил внимания на то, что сочиненная им заключительная часть полностью противоречит началу…

Да, в ту ночь Козлов работал, не гулял. Долго, наверно, копался в бумагах лейтенанта Корнева, пока в пачке характеристик не нашел ту, которую искал. И психологом он оказался неплохим. Учел, что начальство любит читать лишь заключительные строки…

Всю зиму я ходил в «не оправдавших доверия», и докладчики старательно склоняли и спрягали мое имя в обойме самых отрицательных примеров.

А потом время взяло свое…

Ах, Козлов, Козлов! Здорово же тебе повезло, что наши пути разошлись.

Временами мне кажется, я слышу твой барственный, с хрипотцой голос:

— Ну, Березин, рассказывай, как ты там орудуешь. Научился уму-разуму? Помнишь, как я за тебя боролся? Мыслить, Березин, нужно по-государственному. Демагогов и пустозвонов нынче народ не терпит. Так-то вот!..

Я командир! На мне ладно пригнанная шинель, и наконец я имею право носить ее без ремня. Да, носить без ремня!

Исполнилась моя затаенная мечта!

Но самое большое волнение охватило меня, когда я предстал перед строем курсантов и командир роты Андрей Федорович Попов громко, торжественно произнес:

— Товарищи курсанты! Командиром вашего взвода назначается лейтенант Березин. Приказываю ему подчиняться!.. — И, повернувшись ко мне, добавил: — Товарищ лейтенант, принимайте командование!

Я стоял лицом к людям, чуть позади Попова, и чувствовал на себе внимательные, испытующие взгляды. Теперь я надолго входил в жизнь тридцати курсантов, с каждым из них будет связана и частица моей судьбы.

— Здравствуйте, товарищи! — сказал я, стараясь держаться молодцевато и уверенно, всеми силами подавляя в себе предательскую робость.

В потолок и стены ударил дружный залп:

— Дра-сс!..

Знали бы эти ребята, какой разговор происходил только что между мной и командиром роты за плотно закрытой дверью канцелярии.

Просмотрев мои документы, Попов, щеголевато и по-строевому подтянутый, критически оглядел меня.

— Да-а!.. — протянул он разочарованно. — Молоды вы еще для училища!.. Вам бы в полку послужить… — И с выражением неприкрытой досады взглянул на меня своими темными, чуть выпуклыми глазами. — Ты знаешь, куда попал? — сказал он, переходя на «ты» и как бы подчеркивая этим свою доверительность. — На спецнабор. У нас все коммунисты. Ты будешь единственным кандидатом и младше самого младшего своего курсанта годика так на три… — Он вздохнул: — Боюсь, не справишься…

Я подавленно молчал. Действительно, мой возраст казался мне непростительным недостатком, и исправить его могло только время. Меня назначили курсовым командиром потому, что я окончил Киевское училище с отличием. И это Попов наверняка заметил, читая аттестацию. Посокрушавшись, он наконец решил меня приободрить.

— Ну ладно, — сказал он, махнув рукой. — Будешь тонуть — вытащим за волосы. У нас в роте есть опытные курсовые командиры — Песляк и Прокопцев… Обращайся к ним.

Не скажу, что этот разговор обнадежил меня, но что оставалось делать?.. Только работать! Суметь утвердить себя делом! И я начал работать…

С семи утра и до позднего вечера я находился среди курсантов, приходил к подъему и уходил после вечерней поверки.

Главным интересом моей жизни стали тридцать человек — тридцать разных характеров. Я стремился каждого узнать, каждого понять и заслужить доверие. По своему курсантскому опыту я понимал: власть не может заменить уважения.

Самое страшное, когда чувствуешь, что за быстрой и точной исполнительностью приказа нет подлинного душевного контакта. Тебе подчиняются, потому что ты командир. С тобой не спорят, потому что это запрещено уставом. А чувства, мысли, внутренний ход жизни — все то, что определяет истинное содержание и цену отношений, — перед тобой наглухо закрыты.