Амаяк Сирас - Арарат

— А кто такой этот Василий Власович?

Оксана рассказала о посещении Василия Власовича и описала его внешность.

— Ты говоришь, среднего роста, худощавый, часто мигает… — Асканаз словно хотел что-то припомнить. — Аллой он интересовался?

— Интересовался, говорил так заботливо… А после того как он пообещал помочь Марфуше, я чуть было не открыла ему сердце!

— Нет, нет, Оксана! — нахмурился Асканаз. — Что можно ожидать от человека, поступившего на службу к фашистам? А расспросы этого человека вызывают у меня глубокое подозрение.

— Вот эти-то подозрения и убивают меня! Я еще не научилась узнавать людей, все время помнить о том, что нельзя со всеми говорить начистоту, говорить то, что есть на самом деле! Алла недаром смеялась надо мной: «Что у тебя на сердце, то и на языке». А каково наше положение теперь? На каждом шагу тайны, секреты, приходится обдумывать каждое слово… А я совершенно не привыкла к этому, дорогой мой!

— Тогда, когда царит насилие, тайны создаются сами собой. Ты должна серьезно обдумывать каждый свой шаг, дорогая Оксана, и поступать только так, чтобы это было на пользу общему делу.

— Вот и Алла это говорила. А я ничего не умею делать! Мой Павло иногда шутил, что я, кроме крепдешинов и фасонов туфель, ни о чем не умею говорить. А теперь все иначе: Оксана, храни тайну, Оксана, говори с одним так, а с другим этак! Совсем у меня голова закружилась!

— От людей близких не стоит и нельзя хранить тайны. Ну, а эти, — Асканаз с отвращением махнул рукой, — это же не люди… Дорогая Оксана, вся наша страна ведет борьбу не на жизнь, а на смерть. И здесь, в тылу, у нас есть тысячи таких бесстрашных советских людей, как Алла Мартыновна…

Оксана вздрогнула, у нее невольно вырвалось:

— Откуда ты знаешь, что Алла…

— Она писала об этом в одном из писем Денисову…

Лицо Оксаны просветлело. Теперь для нее все стало ясно. Она поняла теперь, что ей незачем скрываться от Асканаза.

— Единственное мое утешение — это Алла, я понимаю, что надо брать с нее пример… За это время я видела ее всего один раз и то ночью. А когда я вижу ее или только слышу о ней, я чувствую какую-то уверенность, верю, что фашисты не могут долго продержаться, что будем мы жить по-прежнему! Вот и сейчас ты здесь, поэтому я воспрянула духом. Спасибо тебе за это, дорогой! Но ведь ты должен уйти… И снова одиночество, та же тревога, та же неопределенность…

— Дорогая Оксана, твердо помни только одно: все это временно, и наберись мужества. Будь осторожна, никакого доверия ни фашистам, ни людям, которые служат у них!

— Еще раз спасибо тебе, Асканаз, хоть немного отлегло от сердца. Я все силы приложу, чтобы помогать Алле. Пускай она только скажет, что я могу для нее сделать, я сделаю все, все… Ты сказал, что тебе необходимо встретиться с Аллой. Я завтра жду человека от нее. Да, непременно нужно сказать ему относительно Василия Власовича! Алла мне не открывает, где она находится, она поддерживает связь со мной через других людей… И это очень хорошо, я и сама не хочу знать многого. Ты тоже не говори мне, по какому делу хочешь встретиться с Аллой: говорить мне об этом не к чему…

Асканаз понимал, что Оксана жаждет выговориться. По-видимому, ей не часто приходилось встречаться с людьми.

— Но если не удастся вылечить Аллочку… Погоди, я слышу какой-то шум… Ой, я боюсь за тебя, Асканаз Аракелович!

Асканаз насторожился. Послышался негромкий стук в оконце. Асканаз повернулся к Оксане и спокойно сказал:

— Это сигналят мне. Итак, никому не рассказывай о нашей встрече.

Своим условным стуком Остужко давал знать Асканазу, что надо торопиться.

— Ты ждешь кого-нибудь ночью, Оксана? — спросил Асканаз.

— О, боже мой, кого же мне ждать? Я с ужасом думаю о том, что могут ворваться опять фашисты! Слышишь, кто-то царапается в дверь… быть может, Василий Власович?

— А ну, спроси, кто там?

Оксана колеблющимися шагами подошла к двери, прислушалась.

— Оксана, милая, открой… это я… — послышался тихий шепот из-за двери.

Лицо Оксаны выразило одновременно и радость и страх… Одной рукой она схватилась за Асканаза, словно для того, чтобы удержаться на ногах, а другой повернула ключ в замке.

В комнату проскользнула худенькая девушка в насквозь промокшей одежде. Она с плачем кинулась в объятия Оксаны. Лицо девушки было бледно, глаза ввалились. Но Асканаз все же узнал ее, и голос его дрогнул от жалости:

— Марфуша, ты?!

— Спасите меня, Асканаз Аракелович, — с плачем проговорила Марфуша. — Я с семью девушками сегодня бежала от н и х, — узнали мы, что утром хотят нас в Германию угнать. Может, уже ищут нас!.. Мне нельзя здесь долго оставаться, я и Оксану под беду подведу. Берегитесь и вы, как бы и вас не захватили! Ах, сколько нам пришлось вынести!.. — и Марфуша не могла сдержать рыданий.