Амаяк Сирас - Арарат

— А-а… гг-де… Мм-арр-ффу-шша?..

В первую минуту Оксана предположила, что Аллочка говорит со сна, но в следующую минуту девочка села в постели, протерла глаза и проговорила заикаясь:

— Мма-мма… а-а… ффа-шши-ссты… уушш-лли?..

Девочка стала заикой. Успокоив Аллочку, Оксана ушла на кухню и дала волю слезам.

Боль за ребенка и постоянный страх, что не сегодня-завтра могут прийти и за нею, совершенно измучили Оксану. Услышав какой-нибудь шорох под окном или за дверью, она в ужасе вскакивала, с трепетом ожидая, что вот-вот к ней нагрянут фашисты. Алла не подавала признаков жизни.

Тревогу вызывало в ней и то, что небольшой запас продовольствия постепенно таял. Оксана уже подумывала, что ей нужно выйти из дому, встретиться со знакомыми и спросить совета, как быть дальше. Днем соседка занесла ей молоко. Оксана покормила Аллочку и уложила ее спать. Микола отпросился на улицу. Когда Аллочка заснула, Оксана присела у стола, охватив ладонями голову, и закрыла глаза, стараясь отвлечься воспоминаниями о прошлом, которое ей казалось сейчас таким далеким.

В дверь негромко постучали. Оксана натянула повыше одеяло на Аллочку, которая тихо посапывала во сне, и лишь после этого открыла дверь. В комнату вошел совершенно незнакомый ей мужчина лет пятидесяти, с тросточкой в руках. Мигая глазами, он поклонился и протянул руку Оксане. Она машинально протянула ему свою руку и вздрогнула, почувствовав прикосновение холодных, липких пальцев.

— Вы, конечно, удивляетесь, Оксана Мартыновна, и спрашиваете себя, кто этот человек, который так бесцеремонно явился к вам… — тут незнакомец придвинул стул, сел рядом с Оксаной, — и хочет поговорить с вами по душам!

— Да нет, я…

— Но удивляться тут нечему. Такие уж настали времена, что честные люди должны думать друг о друге. За последние дни эти негодяи мобилизовали уже свыше ста молодых девушек и парней. Часть оставляют здесь, а часть собираются угнать в Германию…

— Угнать в Германию?! — с ужасом повторила Оксана. — А как же Марфуша?

— Вот как раз из-за Марфуши я и пришел. Я помогал поставить каждого на соответствующую ему работу…

— Вы помогали… помогали немцам?! — гневно вырвалось у Оксаны, но она, вовремя спохватившись, замолчала.

Незнакомец нервно мигнул. Обеими руками ухватившись за набалдашник, изображавший лошадиную голову, он оперся подбородком на руки и спокойно сказал:

— Вы говорите — «помогаю немцам»? Неправильное суждение: я помогаю н а ш и м! Я работаю у немцев — это так. Но если бы вместо меня работал кто-нибудь другой, было бы еще хуже. Как я вам уже сказал, я стараюсь помочь чем могу: стараюсь добиться более подходящей работы, а то и вовсе освободить наших людей. Самое же главное — я под различными предлогами не даю отправить нашу молодежь в Германию или, во всяком случае, добиваюсь отсрочки. Вот, например, Марфушу…

— Да, да, что с нею?

— «Василий Власович, — говорит мне ваша Марфуша, — ведь я еще учусь…» Рассказала она мне о вас, и я сделал все, что мог. Поговорил с кем следует, и Марфушу назначили официанткой в столовую. Пообещали мне, что ее не отправят в Германию, если будет хорошо себя вести.

— А что значит «хорошо себя вести»?

— А кто его знает, молодая ведь, мало ли что может втемяшиться в голову?.. Да, значит, попросила Марфуша, чтоб я к вам зашел, успокоил вас. Как видите, я исполнил…

— Очень признательна, вам Василий Власович. Значит, нашей Марфуше не угрожает опасность?

— Ну, какая там признательность… Мой долг помогать нашим людям, следить за тем, чтоб ни Марфуше, ни таким, как вы, никто повредить не мог.

Василию Власовичу показалось, что Оксана с уважением отнеслась к его словам, и он уже более смело продолжал:

— Да, в тяжелое время мы живем. Как говорится, человек человеку волком стал. Никто доброму делу и доброму слову не верит.

— А как вы думаете, разрешат Марфуше прийти домой?

— А это уж от нее зависит: если будет хорошо вести себя…

После минутного молчания Василий Власович поднял голову и с сочувствием спросил:

— Ну, а как ваш супруг? Наверное, ему тяжело, что он ничем не может помочь вам!

Оксана насторожилась. Вспомнив наказ Аллы, она равнодушно махнула рукой:

— Мужья теперь плохие… Еще за полгода до войны уехал в Москву и перестал писать, не интересовался ни мной, ни детьми.

Василий Власович поговорил о том, о сем, спросил с здоровье детей. Оксана сообщила ему, что маленькая дочка ее плохо себя чувствует. Вскоре после этого Василий Власович встал и начал прощаться, заверив Оксану, что будет часто к ней заходить и сообщать новости о Марфуше. Подойдя к дверям, он осторожно оглянулся и, понизив голос, сказал, что надеется тайными путями получить известие о родных Оксаны.