Тихомир Ачимович - Космаец

— Двоих мы уложили, эти тоже чуть от нас не удрали, — ругался Штефек. — Гады, уже отвинтили гранаты, хотели нас подорвать. Если бы не Катица, мы бы сегодня трепыхались, как цыплята.

Пленных окружили бойцы. Ощупали их карманы, вытащили сигареты. В ранцах усташей нашли продукты, там же были шелковые женские чулки, кружевные блузки, смятые комбинации, серьги, кольца, старые часы. Из одного ранца вытащили семь узелков — завернутые в платки побрякушки, в другом ранце оказались немецкие ордена и две дюжины кун [27] Ку́на — оккупационные деньги в Хорватии. .

— Неплохо воевал парень, — озоровато воскликнул Милович, разглядывая трофеи.

— За такие дела ему не миновать виселицы, — вяло заметил Мрконич, оказавшийся рядом. — Не время цацкаться с ними. Мне не жаль свинца заткнуть им глотки.

— Я тоже так думаю, — согласился Космаец и подмигнул Мрконичу. — Они это заслужили.

Испуганные, простоволосые, потные, жалко съежившиеся, враги не могли сопротивляться, они только волчьими глазами следили за каждым взглядом, за каждым движением партизан, жадно ловили их слова, чувствуя в каждом слове свой приговор.

— Как ты думаешь, товарищ комиссар, истратим три патрона или?.. — спросил взводный Ристича и поднял ладонь к горлу, показывая, что он готов удавить пленных.

— Нет, расстреливать не будем. Передадим в штаб, пусть там решают, — комиссар обернулся: — Мрконич, веди их с глаз моих долой. Передай заместителю командира. И это барахло пускай заберут, — он пнул ранец ногой.

— Катица, возьми хоть шелковые чулки, черт побери, — улыбаясь крикнул Штефек. — Ты таких небось никогда не носила.

— Мрконич, смотри, чтобы они у тебя не сбежали, — крикнул Стева им вслед.

Мрконич только крепче сжал винтовку и с облегчением вздохнул. Он никогда не думал, что могут быть такие встречи. Ладони у него вспотели. Все чаще чувствовал он на себе испытующий взгляд одного из пленных и читал в нем вопрос: «Ты узнал меня, мародер?»

— Вперед, вперед, — торопливо покрикивал Мрконич, подталкивая пленных винтовкой в спину, — ну, что застыли, как деревянные.

Когда они отошли подальше от партизан и скрылись в небольшом леске, один из усташей замедлил шаг и, с усмешкой глядя в лицо Мрконича, спросил:

— Что, приятель, не узнал меня?

Мрконич приставил винтовку к его груди.

— Вперед, сволочь, если не хочешь копыта вытянуть.

— Да, Анте, не думал я, что мы так встретимся, — выдержав враждебный взгляд Мрконича, продолжал пленный. — А ловко ты к ним примазался… Ну, это хорошо, когда среди врагов находятся друзья.

Мрконич почувствовал озноб.

— Замолчи, пока я не заткнул тебе глотку свинцом, — взвизгнул он. — За кого ты меня принял?

— За своего товарища, за кого же еще. Я думаю, что ты меня еще не забыл.

Усташа замедлил шаг, намеренно отставая от двух других.

— Ты, Анте, только развяжи меня, — усташа протянул ему посиневшие руки, — никто не узнает, ей-богу… Помнишь, как ты сбежал от меня? Ведь как раз из-за тебя меня и послали в Вышеград, и я там чуть было не засыпался… Меня отпусти, а этих гони дальше, скажешь, что я убежал… Антон, ради бога, мы ведь свои люди…

— Послушай, ты, падаль, — оскорбленно выкрикнул Мрконич, — что ты там лаешь, я тебя и в глаза не видал.

— Брось дурачиться, Антон, ты что, забыл ту кафа́ну [28] Кафа́на — трактир, кафе. , где мы пили пиво, а ты схватил мою винтовку?

— Замолчи, скотина, пока я тебе все зубы не пересчитал.

— Ну, ладно, ты всегда был сволочью… Давай, гони нас, я как-нибудь вывернусь, только не знаю, каково тебе придется. Ты ведь, наверное, не все сказал, когда явился сюда, к ним? Не рассказал небось своему комиссару, как резал партизанских детей и вешал женщин?

Мрконич бросил на него пронзительный злой взгляд. Сердце его сжалось, он стиснул кулаки, замахнулся и тяжело ударил усташу в лицо.

— Ну, что же, и за это спасибо тебе, Мрко, — промычал усташа, он даже не мог утереть кровь, которая лилась из носа и рта. — Только я ничего не забываю. И это я тебе тоже припомню.

Мрконич дрожал как в лихорадке, у него постукивали челюсти, вздрагивала каждая жилка. Перед глазами потемнело. Спины пленных показались ему огромными, как у великанов, они едва помещались среди деревьев. Он уже не сомневался, что Нене́за выдаст его. В самом деле, они вместе служили в усташах, вместе отправлялись «охотиться» на партизан, жгли их дома, расстреливали родителей, резали детей и вешали жен. Если партизаны узнают все это, ему не миновать виселицы. Жизнь показалась ему отвратительной. Мелькнула мысль сбежать вместе с Ненезой, но ее сменила другая, пришло на память, почему он бежал от усташей.