Тихомир Ачимович - Космаец

В листве загомонили птицы, настроили свои флейты соловьи, и понеслись заливистые трели.

По дороге проскакало несколько всадников. Они постепенно удалялись, вот уже слышится только цокот подков. Веки Звонары сомкнулись. Он уснул.

Командир роты Иво Божич почти целый день провел в одиночестве в каморке, где находилась его канцелярия. Это была хибарка с закопченными стенами без окон и дверей, с дырами в потолке. Пока Иво занимался размещением роты на отдых, его связной устроил среди комнаты стол, кинул на пол охапку прелых кукурузных листьев, покрыл их плащ-палаткой и реденьким одеялом. Это гораздо больше походило на могилу, чем на постель… Целый день здесь царила тишина, связной сидел перед дверью и никому не разрешал входить внутрь, даже когда пришла санитарка, он сказал, что командир спит и никто не должен его тревожить, потому что он плохо себя чувствует. Иногда Божич начинал бредить и кричать: «…Заходи с правого фланга… Гранатометчики вперед…» Голос его был то резким и тонким, как свист хлыста, то глухим и хриплым. Приходя в себя, он чувствовал, как его обливает холодный пот, а зубы стучат в лихорадке, хотя на дворе было жарко. Голова кружилась, а по телу бежали мурашки.

Только перед закатом Божич забылся и задремал. Он дышал тяжело, будто кто-то душил его за горло, в глотке пересохло. Потом вдруг вспотел, и словно пелена спала с глаз. Он крепко уснул, а проснувшись, увидел рядом с собой Космайца: тот сидел на земле, по-турецки поджав под себя ноги.

— Ты что сидишь надо мной, я еще не помер, — сердито пробормотал Божич. — Лучше бы ротой занялся. Наверное, еще и оружие не почистили.

— Не беспокойся, все в порядке.

— Правда?

— Конечно… Скажи лучше, как ты себя чувствуешь. Здравкица говорит…

— Не слушай ты эту сплетницу… Надоедает мне каждую минуту, все хочет отправить в санчасть. Грозит пожаловаться комиссару. Пока на ногах стою, не пойду в санчасть, пусть хоть самому богу жалуется.

— Знаешь, Иво, а я голосую за ее предложение, — серьезно ответил ему Космаец.

— Эх ты, — грустно вздохнул Иво.

Он чувствовал усталость, ломоту во всем теле, голова была тяжелая, в ней бродили грустные мысли; жил он в каком-то полусне, а в ушах шумело, будто где-то вдалеке гудел самолет.

— Скоро окончится война, и твоя жизнь будет нужна еще больше, чем сейчас, — избегая смотреть в глаза Божичу, говорил Космаец, — так что ты должен беречь себя.

— Знаю, знаю, — улыбаясь закричал Божич, — хочешь использовать мою болезнь и сделаться командиром роты. Пожалуйста, я тебе и так уступаю. Мне куда легче было пулемет таскать.

— Нужна мне твоя должность! — разозлился Космаец. — Я шел в партизаны не за чинами да должностями.

— С тобой и пошутить нельзя. Рассердился, как боснийская красотка. Даже Здравкица не сердится, когда я ее ругаю. А она настоящий сорванец. Ее ругаешь, а она смеется, точно ее хвалят. Замучила совсем порошками, хочет меня отравить.

Божич немного помолчал и спросил:

— Что сегодня нового? Не привезли еще боеприпасы? Знаешь, я прямо боюсь в штаб идти, сразу поругаюсь с комиссаром… А что слышно на Восточном фронте?

— Говорят, Красная Армия начала наступление и прорвала немецкую оборону на румынской границе в районе Ясс.

— А больше ничего?

— А этого разве мало?

— Хотелось бы еще больше… ну, например, приходишь ты ко мне и говоришь: война кончилась! До чего она, проклятая, мне надоела, словно кость в горле застряла — ни проглотить, ни выплюнуть… Хорошо бы заснуть и чтоб проснуться, когда уже все успокоилось. — Божич устало закрыл глаза и долго лежал молча.

Он был похож в этот момент на мертвого. Лицо восковое, изможденное. Глаза ввалились, вокруг синие круги, а потрескавшиеся губы лихорадочно подрагивали.

— Эх, как меня подкосила эта болезнь, — не открывая глаз, проговорил Божич. — Только я тебя прошу, не говори об этом командиру. Знаешь, какой человек Павлович. Он меня может отправить в санчасть, а мне ужас как не хочется. Боюсь, застряну там, а тут как раз русские и придут.

— Да ты еще выздоровеешь до их прихода, — успокаивал взводный. — Иво, я тебе не враг, тебе надо лечиться. Что ты будешь делать, ведь не сегодня-завтра мы получим приказ наступать?

Божич уставился мутными глазами на взводного.

— Товарищ Космаец, и ты против меня? — на глазах у него навернулись слезы и заблестели на длинных рыжих ресницах. — А я считал тебя лучшим товарищем. Госпиталь для меня смерть… Я бы все это куда легче перенес, кабы не голод… Тут вот у меня был Звонара… А я и не знал, что он такой славный парень… Сам голодный, еле на ногах стоит, а мне отдал последний кусочек сала. Я не хотел брать, так он говорит: «Ты, говорит, не настоящий товарищ, раз не хочешь взять у меня из рук это лекарство…» Нет, скажи, Космаец, где еще есть такие люди, как наши бойцы? Чудесный народ!