Константин Гурьев - Спасти или уничтожить

Пока гадали, товарищи уже прибыли. Случилось самое страшное: во главе был непредсказуемый Хрущев — растоптавший самого Сталина!

Хрущев, как и в Москве, начал с обвинений, распаляя себя, обвиняя польских товарищей во всех смертных грехах, включая измену делу Ленина. Говорил, как всегда, долго, яростно перескакивая от одного к другому.

Закончив, сел и уставился в окно: для меня, дескать, все ясно. Ждал покаяний.

Негромкий голос начал ответную речь. Это в самом деле была речь, а не крикливое перечисление. Почему некоторые поляки до сих пор находятся в советских лагерях и тюрьмах? Почему советские товарищи постоянно вмешиваются во все дела Польши, включая мелочи?

— В социалистическом строительстве нет мелочей! — вскочил Хрущев.

Наконец-то он соизволил посмотреть на говорящего. Знал, конечно, что это Гомулка, но игра-то идет по своим правилам?

— Вы вообще кто такой? Кто дал вам право тут нам рассказывать какие-то выдумки? — снова начал бушевать Хрущев.

— Моя фамилия Гомулка, и товарищи избрали первым секретарем Центрального комитета нашей партии, — спокойно ответил поляк.

— Мы вас не знаем и никаким секретарем вы для нас не являетесь!

Хрущев решил, что задавить противника надо сразу, не давая ему опомниться. А то возись потом.

— «Вы» меня и не могли избирать, — в голосе Гомулки звучала усмешка. — Вы, насколько мне известно, не являетесь членом нашей партии.

И это «нашей» прозвучало так вызывающе, что Хрущев опешил. Все шло не так, как он представлял себе. Даже те, кто всем был обязан ему, Хрущеву, сидели молча и не шевелились.

— «Вы» по лесам прятались, когда мы с оружием в руках отсюда немца гнали, — наливался кровью Хрущев. — «Вы» сами себя защитить не смогли и освободить не сумели! Мы за вашу землю, за вашу свободу кровь проливали, жизни отдавали, а «вы» хотите все это империалистам отдать? Да я вас сейчас со всех постов сниму!

В наступившей тишине прошло несколько секунд.

Потом Гомулка повернулся к двери.

— Перед тем как вы меня снимете, я успею дойти до микрофона и обратиться к народу Польши. Я расскажу о той обстановке, которая сложилась, и о том поведении, свидетелями которого мы сейчас были. Меня вы, возможно, арестуете, вам это не в первый раз делать, пан Хрущев! Но мои товарищи выйдут на улицы, пойдут к народу. Что вы будете делать? Пришлете армию, как в Венгрию?

Этого никто не ожидал. Даже поляки не подозревали, что Гомулка способен на такое!

А Хрущеву это даже понравилось: хватается за соломинку, сукин сын, молодец! Но выражение лица не менял.

Помолчал несколько секунд, потом спросил:

— Где нам с тобой, товарищ Владислав, парой слов переброситься?

После того как уединились в небольшой комнате, после того как высказали друг другу недовольство, спустили пар, Хрущев сказал:

— Все, что сейчас тут было и будет, не должно выйти за стены кабинета. Сам понимаешь, увидят слабину, ни нам не поздоровится, ни вам.

Гомулка перебил:

— Но и оставлять все, как есть, тоже нельзя! Люди недовольны тем, что у себя дома они не могут говорить о своих проблемах и требовать их решения! Вы ведь понимаете, товарищ Хрущев!

Никита Сергеевич облегченно выдохнул, но виду не подал: ну всё, повёлся Гомулка! Теперь, если правильно себя вести, то с Польшей проблем не будет. Ну то есть будут, конечно, но это уже будут проблемы Гомулки, а не Хрущева.

— Согласен я с тобой, дорогой товарищ Гомулка, полностью согласен! И, чтобы ты понимал, что мы о тебе заботимся, доложу тебе о своем предложении.

Хрущев стремительно поднялся, подошел к Гомулке вплотную и впился в него глазами. Несколько секунд стоял молча, изучающе разглядывая, будто стремился заглянуть в душу!

Потом заговорил, будто приняв решение:

— Есть тут у меня идея, как людей успокоить. Ты ведь знаешь, что немцы в сорок третьем объявили, будто возле Смоленска нашли расстрелянных польских офицеров?

Гомулка стремительно побледнел:

— Ты про Катынь, товарищ Хрущев?

— Про Катынь, товарищ Гомулка! Про сталинские преступления! Сейчас я тебе этого не разрешу, конечно, но потихоньку начинай об этом говорить!

Встал, двинулся к двери.

Забоялся, повернулся:

— Только ты про меня-то не очень…

Гомулка тоже поднялся, подошел, протянул руку, но, прежде чем пожать руку Хрущева, спросил:

— Наша собственная инициатива?

— Ваша… Ваша…

В СВОДКАХ НЕ СООБЩАЛОСЬ…