Эркман-Шатриан - Рекрут Великой армии (сборник)

– Мы здесь, словно в Метце, Страсбурге или в любом другом городе во Франции. Люди здесь желают нам добра. После похода 1806 года [10] Победа, одержанная Наполеоном при Иене 14 октября 1806 года, фактически сокрушила Пруссию и вывела ее из войны. В тот же день, в сражении при Ауэрштедте, маршал Даву отбросил пруссаков и французы вошли в Берлин. нам оказывали все любезности, какие только можно придумать. Горожане нас троих-четверых одновременно приглашали к себе обедать. В нашу честь устраивали даже балы, нас называли «героями Иены». Ты увидишь, как нас здесь любят. Всюду, куда бы мы ни зашли, нас встретят как спасителей страны. Это мы даровали их избраннику титул короля саксонского, да еще отхватили ему добрый кусок Польши.

Вдруг артиллерист остановился перед одной низенькой дверью и воскликнул:

– Ба, да ведь это же пивная «Золотой Баран»! Главная дверь выходит на другую улицу, но мы можем войти и здесь. Пошли!

Я отправился за ним по какому-то извилистому коридору. Коридор привел нас к старинному двору, окруженному высокими строениями. Справа послышался звон кружек и крики; в воздухе пахло пивом.

– Вот как раз сюда приходили мы лет шесть назад с Ферре и Руссильоном. Как я хорошо помню то время! Бедняга Руссильон сложил свои кости под Смоленском, a Ферре остался без ноги после битвы при Ваграме [11] В битве при Ваграме Наполеон одержал победу над войсками австрийцев 6 июля 1809 года и вошел в Вену. Вслед за тем был подписан мирный договор на очень тяжелых для Австрии условиях. и теперь живет у себя на родине.

С этими словами Циммер толкнул дверь, и мы вошли в большой зал, полный дыма. Я едва рассмотрел, что зал уставлен рядами столов, вокруг которых сидели люди. Большая часть их была в маленьких шапочках и коротких сюртуках. Это были студенты. Они приезжали в Лейпциг изучать право и медицину и в то же время кутили и веселились. Все это мне поведал Циммер.

Посреди зала, прямо на столе, стоял тощий человечек, с красным носом и длинной белокурой бородой. Он был в форме студента. Бородач читал вслух газету. В руках он держал большую трубку.

Все остальные студенты стояли кругом с кружками в руках. Когда мы вошли, они повторяли хором:

– За Родину! За Родину!

Они чокались с саксонскими солдатами, которые тоже находились тут.

Не успели мы сделать и четырех шагов, как все смолкло.

– Не стесняйтесь, товарищи! – крикнул Циммер. – Продолжайте читать! Мы тоже не прочь узнать новости.

Но нашему предложению они не последовали. Длиннобородый слез со стола, сложил газету и спрятал ее в карман.

– Мы уже закончили, – сказал он.

– Закончили, закончили, – закивали остальные, переглядываясь друг с другом с каким-то особым выражением.

Саксонские солдаты вышли на двор и исчезли.

Хозяин принес нам две кружки мартовского пива. Циммер попытался вступить в разговор с соседями, но студенты, извиняясь, стали уходить один за другим. Я понял, что они ненавидят нас, хотя и не выражают этого открыто.

Во французской газете, которую принес нам хозяин вместе с пивом, сообщалось о заключенном перемирии и о конференции, которая обсуждала условия мира.

Это известие, разумеется, доставило мне удовольствие. Циммер прерывал мое чтение каждую минуту и на весь зал делал свои замечания:

– Перемирие! Разве мы нуждаемся в перемирии? Мы? Мы раздавили пруссаков и русских при Лютцене, Баутцене и Вурцене и теперь должны уничтожить их вконец! Все дело в характере нашего императора… он чересчур добр! Это его единственный недостаток. Если бы он не был так добр, мы были бы господами над всей Европой!

Циммер поглядывал направо и налево, ожидая встретить сочувствие, но все молчали, уткнув носы.

Наконец мы расплатились и вышли. На улице Циммер сказал мне:

– Не понимаю, что с ними сегодня сделалось. Мы в чем-то им помешали.

Я подумал, что эти студенты – члены того тайного союза Тугендбунд, о котором мне когда-то рассказывал пастор.

Плотно пообедав в соседнем трактире и выпив две бутылки белого вина, мы вернулись в госпиталь. Нам сказали, что теперь мы как выздоравливающие будем жить в казарме Розенталь. Это было что-то вроде лазарета для раненых под Лютценом, которые уже начинали поправляться. Здесь была заведена обычная казарменная жизнь, но появилось гораздо больше свободного времени.

За шесть недель, проведенных в этой казарме, мы с Циммером исходили все окрестности. За городом останавливались на каком-нибудь постоялом дворе. Нам не только не давали в долг, как во времена битвы при Иене, но еще и брали втридорога.