Раиса Клеймёнова: Мы – дети войны (сборник)

Рано утром нас выгрузили на станции Волосово. Построили в колонну и пошли. Чем больше колонна, тем медленнее темп движения. К тому же марш часто прерывался из-за пролёта немецких самолетов. Колонна останавливалась, все рассыпались по канавам и кустам. Иногда мы пытались обстреливать самолёты из винтовок. Так прошёл весь день. Хотелось есть, но никакой еды не давали. Настала ночь, мы все шли медленно, с остановками. Дороги были забиты войсками.

Среди ночи дошли до какой-то деревни и остановились. Мы обрадовались, сейчас дадут ночлег в тёплых избах. Однако нас вывели из деревни и повели в ближайший лесок. Там и расположились на отдых. Меня назначили дневальным на два часа. Благополучно отдежурил, только лёг, кричат «Подъём».

Снова пошли. Начало светать. Вышли в обширное поле. Колонна растянулась – не видать ни начала, ни конца. Вдруг останавливают.

– Командиры, на совещание.

Вернувшись, лейтенант объясняет: приблизились к линии фронта, к вечеру, возможно, вступим во встречный бой. Двинулись дальше. Прошли деревню, на окраине погост: церковь и кладбище с разрушенной каменной оградой.

Днём остановились, отдых на два часа. Приехала полевая кухня, раздали суп. Хлеба нет. Поели и двинулись дальше. Мы артиллеристы, но орудий нет, поэтому получаем назначение: быть боковым охранением обоза нашего батальона. Шли до позднего вечера, потом повернули обратно, зашли в деревню. Расположились отдыхать. Приехал какой-то комиссар, накричал на командира батареи и заставил занимать оборону.

Деревня на холме. Мы спустились вниз и начали рыть окопы. Архитекторы усердно занялись их внутренним оформлением, живописцы – внешней маскировкой. Так прошла ночь.

Утром отвели из деревни в лесок. Дали по буханке хлеба на пятерых и чаю. Поели и вышли из леска на поле, заняли линию обороны в уже выкопанных кем-то ячейках. Та деревня, где мы были ночью, впереди слева.

Прячемся в ячейках в полной неопределённости, никто не знает, где противник. Под вечер в поле показался танк, курс – параллельно нам, дистанция больше километра. Наш или немецкий? Непонятно… Откуда-то ударило орудие. Потом ещё раз. Танк загорелся.

– Ну, значит немецкий, – решили все.

В деревню посылают разведчиков. Вызвался и я. Ползём по-пластунски. На окраине обнаруживаем наш замаскированный танк. Меня отсылают назад с этим сообщением. Остальные ползут в деревню: разведать положение и найти какую-нибудь еду. Мне жаль, что я не с ними, но дисциплина прежде всего. Вернулся, доложил. Потом возвращаются и мои ребята, с огурцами.

Темнеет. С поля появляются одиночные бойцы, остатки нашего уже потрёпанного в бою полка. Небо во многих местах озаряется заревом. Горит где-то вдали, потом ближе, справа, слева. Немцы стреляют из орудий, несколько снарядов попали в нашу деревню. Подползающих с переднего края бойцов задерживают и распределяют по нашим ячейкам для занятия обороны, нас же, как тыловое охранение, снимают и уводят.

Опять крадёмся в лесу, цепочкой, один за другим. Перелески, полянки, кустики, всё постоянно меняется. Доходим до высокого строевого леса. Остановка. В разные стороны высылают охранение. Я в патруле с Сеней Киммельфельдом. Светает. Вдруг беглый обстрел минами. Падаем и замираем. Обстрел так же внезапно кончается. Сеня испуганно шепчет:

– Ты жив, Аркашка?

– Жив, что мне сделается.

– Мне показалось, мина упала прямо на тебя.

Через два часа нас сменяют. Идём отдыхать. Спать хочется ужасно. Но вызывают охотников на разведку. Откликаюсь, всё же в разведке можно найти что-то съестное.

Идём вчетвером. Наталкиваемся на железнодорожную сторожку. Она пуста, людей нет, еды – тоже. На огороде находим крошечные репки, огурцы и капусту, только начинающую завиваться. Жадно жуём. Бродят куры, но они нам ни к чему, ведь огня разводить нельзя.

Немцы ведут обстрел железной дороги, мины ложатся у самой сторожки. Уходим лесом. Натыкаемся на целый ящик гранат-лимонок, но без запалов. Бесполезны! Едва не заблудились, всё же находим наше расположение.

Вечереет. Где-то в лесу изредка стрекочут автоматчики – «кукушки». Возникает панический слух: мы в окружении. Неподалёку от нас, в полукилометре, у железной дороги, стоит какое-то танковое подразделение. Лейтенант решает послать туда: может, они знают что о положении на фронте. Заодно попросить хлеба для нас. Нас осталось немного, около пятидесяти, но никто не хочет кормить нас. Артиллерийский дивизион далеко и не считает нас своими, ведь нас причислили к Третьему батальону. А в батальоне говорят: вы артиллеристы, не наши. Всё, что перепадало нам в эти дни, отпускалось из милости, у кого есть излишки, а на твёрдом довольствии нас нигде не числят.