Антонина Глушко - Ему безразлично, кто его убил

Галина Васильевна поставила чашку на стол с остывшим чаем, и с грустной улыбкой вспомнила случай произошедший с ней на том самом вокзале. После получения билета в комендатуре она решила перекусить. Знакомая с запредельными вокзальными и аэропортовскими ценами в буфетах, перекус Галя захватила с собой.

У одного из ларьков-скворечников, притулившемуся к стенке, она заметила кособокий обшарпанный стол, с неубранными на нем остатками пищи и разодранными от напитков пакетами. Рядом, под стать столу «красовались» три обглоданных пластмассовых стула. Галя направилась в их сторону, чтобы расстелить на столе газету, и разложив на ней дорожную снедь перекусить.

Однако, не успев даже присесть, как из дырки-скворечника высунулось существо и прокукарекало: дескать, места за столом лишь для купивших в ларьке продукты.

Галя не стала спорить, ей хорошо известен предлагаемый «сервис»: не мытьем так катаньем заставят им воспользоваться. Она просунула в скворечник деньги, купила бутылочку воды, стоимостью трех булок хлеба. Голова успокоилась и исчезла внутри будки.

Столо-стулочные удобства впритык прилипали к сиденьям для пассажиров в зале ожидания. Напротив нее, в кресле сидел молодой мужчина, беспрерывно вертевший головой то ли кого высматривая, то ли ожидая. Рядом с ним топталась маленькая девочка лет четырех-пяти, державшая в руках мягкую игрушку непонятного по природе зверя.

У их ног громоздилась гора сумок и баулов. Малышка, непонятно почему уставилась на жующую женщину, провожая взглядом каждый откусанный ею кусок.

«Возможно, ребенок, хочет, есть?» – подумала Галина Васильевна, взглядом предлагая ребенку бутерброд с колбасой. Реакции не последовало, та все также продолжала пристально смотреть на нее. «Странно, чего такого интересного для себя увидела она во мне?» – подумала Галя. Мужчина, по всей вероятности отец ребенка, по-прежнему продолжал вертеть головой.

Неожиданно в здание вокзала из слухового окна залетела маленькая стайка голубей. Галя обратилась к мужчине разрешить ей дать ребенку кусочек хлеба, чтобы покормить птиц. Тот молча взял у нее из рук ломоть, разломил пополам, половинку оставил себе, вторую отдал ребенку, та взяв хлеб, все так же, не спускала с женщины глаз.

Мужчина встал, и за руку потянул малышку к стайке птиц, что-то увлеченно клевавших на полу возле ног пассажиров, сидевших в креслах. Мужчина раскрошил свой кусочек и бросил крошки птицам.

Те дружно бросились клевать угощение. Девочка, глядя на птиц, бросила им свой хлеб. Голуби кинулись к нему, однако несколько раз тюкнув клювиками, тут же отлетели от ломтика, и принялись склевывать крошки, рассыпанные мужчиной.

Девочка молча наблюдала за птицами. Думала ли она, почему те вначале бросились к её кусочку, однако тут же отлетели, едва клюнув его, вернувшись к крошкам, брошенным родителем? Девочка еще не знала, что подношение не всегда бывает удобным подарком. А вот отец ей этого не объяснил.

«Ещё один прочерк в человеческом познании Мира», – грустно усмехнулась Галя, наблюдая сценку ребенка с отцом. Некоторое время спустя к ним подошла молодая миловидная женщина, судя по всему, это была мама малышки и жена беспокойного мужчины.

Видать, её высматривал он, вертя головой по сторонам. Сейчас муж успокоился, супруги о чем-то переговорили между собой и, услышав бормотание радио, подцепили необъемную поклажу и, двинулись к выходу на перрон. Как им удалось расшифровать бубнящую вокзальную абракадабру, для Гали осталось загадкой. Из какофонии шумовых хрипов, треска и бубнежа, она не поняла ни единого слова.

Руки родителей были заняты поклажей и, ребенок, уцепившись за ручку одной из сумок, боком потянулся за ними. Девочка, повернув голову в ее сторону, почему-то продолжала смотреть на нее, пока дверь не поглотила ее вместе с родителями.

После, выйдя на перрон к своему поезду, Галя глазами поискала ребенка. Но ни её, ни её родителей не обнаружила. Видать семейка укатила, на только им известном поезде.

«Возможно, то было мне какое-то предзнаменование, – думала Галя, сидя за кухонным столом. – Что мог означать пристальный взгляд ребенка? О чем он предупреждал?» Умная прагматичная женщина, не верящая ни в какие приметы, раздавленная горем, случившимся с ее дочерью, неожиданно стала суеверной. Во всем ей мерещатся какие-то знамения. Тревога продолжает мучительно сжимать ее сердце. Чтобы хоть как-то успокоиться, она встала и, в который раз отправилась в комнату взглянуть на дочь, убедиться, что та здесь, с ними, дома, в безопасности.