Мэтью Риджуэй - Солдат

Тут же, на месте, я отстранил его от должности. Я сказал лейтенанту, что он опозорил родину, уронил честь своего мундира и что мне, да и солдатам его дозора, стыдно за него. Затем я спросил солдат, кто из них хочет повести дозор обратно в бой. Вперед вышел сержант и заявил, что он поведет дозор в бой и выполнит задачу.

В другой раз на том же самом месте произошел другой инцидент, о котором я вспоминаю с большим состраданием. В ожесточенных боях город несколько раз переходил из рук в руки. Немцы подтянули артиллерию и начали обстрел нашей части. Вокруг засвистели осколки. Одним из них ранило в ногу артиллерийского наблюдателя, стоявшего рядом со мной, а другим пробило бензобак на его виллисе. При разрыве снаряда у одного пехотного сержанта началась истерика. Он бросился в кювет, начал кричать и биться в судорогах. Я подошел к сержанту и попытался успокоить его, но ничего не добился. Он продолжал биться в судорогах, в ужасе издавая дикие вопли. Тогда я подозвал своего шофера Фармера, приказал ему взять карабин и отвести этого человека в тыл, на ближайший пост военной полиции, а если он попытается убежать, без колебаний пристрелить его. Жалкая трусость сержанта произвела на всех солдат угнетающее впечатление. Узнав имя и часть сержанта я написал письмо его командиру, но мне не представилось случая проследить, какие меры были приняты по этому делу.

С подобными фактами мне приходилось сталкиваться неоднократно. Неприятно видеть, как человек в бою теряет самообладание. Это еще хуже, чем быть свидетелем смерти, потому что здесь происходит нечто большее, чем гибель тела, Вэтом случае умирает человеческий дух, егогордость, все то, что составляет смысл и значение жизни. ВНормандии я наблюдал, как несколько парашютистов, попав под сильный огонь противника, потеряли власть над собою и поддались влиянию животного ужаса. Однако подобные случаи мне довелось наблюдать всего три-четыре раза, и происходили они с единицами из сотен и тысяч людей, которых я видел в бою.

То, что некоторые не выдерживают потрясений боя, вполне понятно. Все же я предпочитаю вспоминать о других людях, которые не впадали в истерику, — а стойко сражались и умирали. Какое качество заставляло их сохранять твердость, я не знаю. Вероятнее всего, это не бесстрашие: ведь в бою ни один нормальный человек не гарантирован от чувства страха. Возможно, они просто не хотели покрыть позором своих товарищей и самих себя.

Военные специалисты еще долго будут с различных точек зрения изучать Арденнскую битву. Самые серьезные споры ведутся вокруг одного простого вопроса: было ли высшее американское командование захвачено врасплох внезапным ударом фон Рундштедта?

На этот вопрос можно ответить только так: и «да» и «нет». Мы ясно отдавали себе отчет, что немцы обладают достаточной мощью для наступления крупного масштаба. Мы ожидали, что это скоро произойдет, но не могли точно определить места удара. Что это случится в Арденнах, мы не предполагали. Скорее ожидали удара через Кельнскую долину, севернее Арденн, между плотинами Рура и нижним течением р. Рур, где она впадает в р. Маас. Этот район находился в глубине сектора генерала Монтгомери.

Я лично не сомневался, что, приближаясь к своей территории, немецкие войска предпримут решительное контрнаступление крупного масштаба. 9 декабря на своем главном командном пункте в Англии я продиктовал проект рождественского послания частям 18-го корпуса. В пятом пункте этого послания была следующая фраза: «Скоро они предпримут еще одну отчаянную, но безнадежную попытку бросить против нас все те силы, которые у них остались».

Это послание, кажется, так и не было передано войскам. Оно вышло из штаба датированным 16 декабря, а к этому времени дивизии корпуса уже двинулись в бой с танками фон Рундштедта.

Прежде чем закончить рассказ о сражении в Арденнах и перейти к великой битве на «линии Зигфрида», я считаю необходимым затронуть некоторые детали поездки генерала Тэйлора в Вашингтон. Он пробыл в США недолго и вернулся, чтобы возглавить свою дивизию в боях под Бастонью. Как я уже говорил, эта поездка, предпринятая им по моему указанию, имела громадное значение для воздушно-десантных войск.

Уже в первые дни организации воздушно-десантных дивизий я убедился в серьезных недостатках штатной организации этого нового рода войск. Операция на Сицилии подтвердила обоснованность моих опасений.