Николай Луговой - Побратимы

— А не задержат, — сказала Луша, — то утром прибеги еще ко мне, только пораньше, чтобы тебя никто не увидел. Опять будто за лекарством. Я тебя спрячу на чердаке в сене.

Приоткрыли дверь. Прислушались: во дворе тихо. Женя вышла. Двое часовых, торчавших у входа, не тронули. Миновав немцев, девушка почувствовала, что страх не покидает ее. Теперь он, казалось, тряс сильнее, чем в тот первый миг, когда перед нею внезапно возник немец. Хотелось побежать. Но, сдержав себя, Женя быстро вышла на улицу. Обходным путем добралась к месту, где оставила Григория и свой вещевой мешок. Но там было пусто.

— Гриша! Гриша!

Гриша не откликался. Женя осталась одна. Такой одинокой она не чувствовала себя никогда. Утром проскользнула опять к Луше, и та спрятала ее на чердаке. Партизанка лежала, накрытая колючим сеном, и думала то о загадочном исчезновении Гриши, то о Луше, которой в случае проверки ночного визита придется найти и показать больного ребенка и его мать.

Вечером тревога усилилась — беспокоило странное поведение Луши. Как обещала, она пришла перед вечером на чердак, принесла еду и рассказала новости. В ее сообщении не было ничего плохого. О ночном визите немцы справок не наводили. Может быть, боясь наказания, солдаты скрыли от офицеров происшествие. Патриоты очень рады приходу Гриши и Жени. На явку придут. Продукты доставят.

Луша очень оживлена. Воя светится радостью. А выглядит плохо. Худющая, бледная. Дети у нее — кожа да кости. Тяжело, видно, живется. Подумав так, Женя достала из-за пазухи большую пачку немецких денег. Отсчитала триста марок.

— Это тебе, Луша. Детишкам на молочишко.

Луша испугалась.

— Что ты? Не надо! Не надо!..

Она собрала посуду и поспешно ушла, пообещав прийти позднее, проводить гостью в дорогу. И не вернулась. Больше того: ее и детей не оказалось и в квартире. Женя выскользнула из школы. Ночью у колодца никого из друзей с продуктами она не дождалась.

«Все схвачены», — с ужасом подумала Женя. Ждала до часу ночи. Не пришли. Она поднялась на взгорье, прошла к запасному пункту связи и там у скирды встретила Гришу. От радости чуть не расплакалась.

Оказалось, что когда Женя пробиралась из терновника к Луше, Григорий тайком сопровождал ее. Он слышал, как Женя столкнулась с солдатом, чуть не кинулся на помощь, но, к счастью, дождался мирной развязки и пошел обратно. Его окликнули. Это заставило Григория немедленно уйти на запасной пункт связи.

Что касается исчезновения Луши и неявки других друзей на свидание, то эта загадка была разгадана значительно позднее. Виной оказались немецкие марки. Увидев крупную сумму денег в новеньких купюрах, неискушенная в партизанской разведке Луша заподозрила неладное. Она решила, что подруга стала предательницей, и, спустившись с чердака, тут же ушла с детьми в один из тайников. Остальных своих предупредила: к колодцу не ходить.

Грише и Жене пришлось делать лишнюю дневку. Следующей ночью они проникли в сад бывшего колхоза и там нагрузились яблоками, которые заменили им муку.

В пути партизанам повезло. На бешаранской дороге их догнала повозка, высоко нагруженная соломой. Ехали два румынских солдата.

— Мамка! Яблоко дай! — попросили они.

— А подвезете? — спросила Женя, показывая рукой на себя, Гришу и на верх груженой повозки. Румыны поняли и вмиг втащили пешеходов с яблоками на солому. Так на румынской повозке партизаны вместе с опасным грузом въехали в город.

Вернулись с задания Гриша и Женя не одни. С ними пришел представитель комсомольской организации Симферополя Володя Цюрупа.

Верный своей матросской привычке, Григорий рапортовал: задание выполнено, связь с организациями и группами подпольщиков восстановлена, листовки и мины в пригородных базах не залежались — все пущено в дело.

Несмотря на тяжелое положение, которое сложилось из-за предательства Кольцова, советские патриоты в Симферополе усилили борьбу. Мины разобрали у Гриши нарасхват. Газеты и листовки распространили по городу в несколько дней. Симферопольские комсомольцы наладили выпуск листовок на месте, в городе.

— А вот почитайте признания фашистов, — подает Гриша пачку газет «Голос Крыма». Некоторые места в газетных столбцах обведены карандашом. Читаю сперва в одном номере: «Опять слухи, опять общественная тревога. Обыватель совершенно распоясался…» Затем в другом: «Некоторые безумцы называют даже число, когда придут большевики… Факт остается фактом: немалая часть населения бредит среди бела дня…» В третьем: «Пессимисты ни во что не верят, но делают… пророчества. По их мнению, большевизм победит… Посмотрите, говорят пессимисты, на линию фронта — Орел, Харьков и Таганрог в руках большевиков, теперь уже недалеко и до Симферополя…»