Николай Луговой - Побратимы

— Вот тут, на Перекопе, немецкий вал прорван? Прорван. Значит, на том месте брешь в голубой линии надо было изобразить? Надо! А вот здесь, в Присивашье, советские войска тоже закрепились. И тут — брешь. И под Керчью забыли нарисовать. Ведь Керченский пролив наши форсировали?

Партизаны одобрительно зашумели.

— Да и наш партизанский лес доктор Геббельс не изобразил на своем плакате, а тут-то пожар разгорается!..

А ведь хорошо сказал партизанский комментатор! В стенах осажденной крымской крепости действительно зияют три бреши, а внутри, все более разгораясь, полыхает пожар партизанской войны.

…Ночь. В землянке обкома комиссары и политруки. Наш политический аппарат обновился. Рядом с опытными политработниками — Егоровым, Мозговым, Степановым, Клемпарским, Бабичевым — сидят новички: вчерашние ординарцы Буряк и Тварадзе, художник Грабовецкий. Тут и те, чей партизанский стаж один-два дня: Петр Шпорт и Юрай Жак, Иван Горбатов, Замрий.

Слушаются сообщения с мест.

Степанов:

— Отряд ангарцев сформирован и насчитывает сто семь человек. На вооружении два автомата и два немецких пистолета, с которыми пришли полицейские. А рядом стоящий отряд, сформированный из перебежчиков, вооружен на сто процентов. Но отбери у кого- нибудь из тех перебежчиков винтовку — сразу подорвешь его душевное состояние, подумает, что не доверяем. По этой же причине нельзя слить эти два отряда. Выход один — дать ангарцам оружие.

Клемпарский:

— В восемнадцатом отряде двести пятьдесят восемь человек. Десять боевых групп. Командиров подобрали. А политрук один — Сеня Курсеитов. С оружием то же, что и у ангарцев — два автомата: у меня и у Ваднева. Заберите людей человек сто-сто пятьдесят. Дайте оружие. И политруков. Политруков обязательно. Из отрядников политруки враз не вырастут.

Мозгов:

— У нас триста пятьдесят человек. Об оружии не говорю. Нет его, но где взять, знаем. А разделить отряд нужно. На два или даже на три. И до зарезу нужны политработники. Два года люди не слышали правды, засыпают вопросами; только и работы, что объясняй и рассказывай. И вот еще: сегодняшний налет фашистских самолетов показывает, что наша вчерашняя разведка донесла верно: немцы собираются напасть на лес. Нам надо спешить Жак:

— У нас воякив мало. Сорок один. Але озброени добре. Давайте задачу. Будемо сполнять. Але треба, чоб словаки воевали в купе з русскими. Без советских судругов нияк не можно, бо словаци дуже насторожени и не мають партизанского опыту. Треба нам буть близко коло партизанов…

Все требуют оружия и кадров. Да чтобы с партизанским опытом.

— Все ваши просьбы, товарищи, ясны и понятны, — говорю комиссарам. — Отвечаю цифрами и фактами. Вчера вечером в бригаде был тысяча восемьдесят один боец. К утру будет полторы тысячи. Да около трех тысяч жителей, которых надо прикрывать. А вооруженных — три сотни (после отправки отряда Котельникова). Следовательно, не достает, по меньшей мере, полторы тысячи винтовок. За прошедшие сутки с Большой земли не получено ни одной: нелетная погода. В боях добыто семьдесят три винтовки и два пулемета. Отсюда, товарищи комиссары и политруки, вывод: в данный момент за оружием надо обращаться к немцам.

— Все ясно? — вступает в разговор секретарь обкома.

Ему не отвечают. Освещенные неровным пламенем костра лица задумчивы. Самой партизанской жизнью эти люди приучены думать о судьбах народа, за честь и свободу которого бьются. А сейчас народ сам пришел в лес. Защити его! Отомсти за его страдания! Как же тут не задуматься! Особенно комиссарам. Ведь они — непосредственные представители партии.

Комиссар Буряк повел широким плечом. Сильной рукой взял обгоревший сук, подсовывает головешки в огонь, и костер трещит, стреляет искрами.

— Петр Романович! — глядя в костер, говорит он тихо. — Нам, может, и ясно. Но как объяснишь все это новичкам? Их семьям? Они ведь прямо говорят: пришли под защиту партизан. Как же им скажешь, что этой защиты нет?

— Партизанская защита, — словно в раздумьи повторяет секретарь обкома. — Два года ощущают ее люди. И как же можно допустить, чтобы сейчас, в решающий момент, они обманулись? Наоборот, они должны удостовериться в несокрушимости партизанских сил, а для этого — понять, что сила партизанская в народе, то есть в них самих. Сейчас в распоряжении леса есть одно единственное средство — нападение. Хочешь вооружиться — нападай: ударь во многих местах, чтобы враг думал: силен лес. Он начнет подтягивать к лесу большие силы, но в день-два не соберет их. Вот и выигрыш времени. А призыв к восстанию! Народ ни в чем так не нуждается, как в живом, зовущем примере, а этот пример — в новых ударах по врагу. Это и есть партизанская подмога наступающей Красной Армии! И в этой обстановке особенно велико значение диверсионных операций. Надо их всемерно умножать. — Словом, так, — заключает секретарь обкома: — рано утром стройте свои ряды и честно рассказывайте народу правду. Да не вздумайте закручивать гайки, приказывать. Пока не дал в руки винтовку и хоть мало-мальски не обучил — подожди с приказом. Объясняйте обстановку. Приглашайте, чтобы думали, а подумав — действовали. Каждый человек должен знать положение на фронте. В каждом лагере, в каждом шалаше чтоб была свежая сводка Совинформбюро. Привлекайте грамотных женщин и подростков. Пусть пишут и говорят от себя: «Партизан! Что ты сделал для освобождения Советской Родины?» Вот вам и политруки…