Николай Луговой - Побратимы

Над притихшим лесом опрокинулась синяя чаша неба, полная звезд. На юге обозначились черные силуэты гор. Они величественны и загадочны в своем молчании. Может быть, поэтому так особенно звучат слова севастопольца Алексея Калашникова:

— О трусливых, Дуся, я так, к слову, сказал. Речь у нас о смельчаках. Так же? Я уже говорил, что Севастополь смелыми заселен густо. Что на кораблях, что в окопах. Был такой случай. Немцы прижали нас к самому берегу. Пятиться некуда — позади море. Стали мы на скалах. Уперлись, как говорят, насмерть. Немцы прут, как саранча. Силятся сбить. А мы уперлись в берег — метра не уступаем. И такое заварилось на этом Херсонесском мысу! Не расскажешь. «Штукасы» пикируют, сыплют бомбы. Снаряды, мины рвутся. Горит земля. Словом, пекло да и только. Бились моряки, об опасности не думали. Страху не знали. Но вот поднимается молоденький морячок, бежит по переднему краю: «Братки! Не пустим фрицев!» — кричит. По нему бьют — воздух звенит, а он бежит и свое: «Продержимся до вечера!» И, веришь, своим поведением придал силы даже самым смелым и отчаянным!

Отдохнули, пошли дальше в лес.

Шли молча, а девушке все еще слышался рассказ о севастопольцах. Вроде и простые парни, а словно из легенды. Одно слово — севастопольцы!

Поднялись мы в половине первого ночи. Негромко переговариваясь, чтобы не будить отдыхающих, собрались у костра на кухне: Николай Колпаков, начальник разведки из отряда Федоренко; Сейдали Курсеитов, помощник Колпакова, Николай Парфенов и мой неразлучный спутник Вася Буряк. С нами опять Иван Бабичев. Он недавно вернулся с Большой земли и вновь окунулся в дела подполья.

Тихо оставили лагерь и вскоре зашагали по знакомой дороге, ведущей от партизанской водяной мельницы к Зуйской заставе. Дорога избита конскими копытами, накатана колесами повозок и машин. Еще бы! По этой дороге непрерывно идут в лес горожане, едут на повозках крестьяне, катят машинами перебежчики.

Наши отряды растут, как на дрожжах. Но и нажим врагов на лес усиливается. Бои в горах теперь гремят все чаще и сильнее.

Радио приносит новые и новые радостные вести. 7 октября сводка Совинформбюро сообщила, что наши перешагнули за Днепр и заняли на Правобережье три плацдарма. 9-го вышли к Керченскому проливу; а вчера, 27-го, заняли восемьдесят девять населенных пунктов и нацелились на Крым. Гитлеровцы нервничали: ту землю, по которой им приходилось бежать под ударами Красной Армии, все сильнее охватывало пламя партизанской войны.

На днях в подпольном центре подсчитали: бригадой и автономными отрядами за двадцать дней октября сделано сорок два разведывательных рейда, четырнадцать диверсий на железной дороге, три набега на колонны противника. Шесть групп диверсантов и сейчас находятся в рейде. Вчера отправили еще восемнадцать.

Активнее стали действовать и подпольщики. Только симферопольцам на днях отправили пятьдесят мин да Ивану Андреевичу Козлову вчера дали десять маломагниток и пятьдесят четырехсотграммовых толовых шашек. Это в несколько раз больше, чем посылали два-три месяца назад, но все же недостаточно. Ведь подпольное движение ширится с каждым днем. Женя и Гриша, вернувшись в лес, передали, что подпольщики ждут новых мин.

Не сегодня-завтра начнутся бои за Крым, и тогда от партизан потребуется неизмеримо больше действий и сил. Для этого всех, кто хочет и способен воевать, надо поставить под ружье. Но в партизанском арсенале иссяк запас оружия. И хотя он все время пополняется поставками с Большой земли и за счет трофеев, потребность в оружии растет быстрее, чем снабжение. Мы вынуждены предупреждать патриотов, направляющихся в лес, чтобы они по мере возможности вооружались самостоятельно.

С этой целью и идет сейчас наша группа на встречу с подпольщиками Зуйского и других районов. Важно выяснить: сколько человек хочет вступить в ряды партизан и какие у них есть возможности добыть оружие.

Время нашего марша рассчитано до минуты, но пройти мимо свежего земляного холмика с фуражкой на нем не можем. Обступив могилу, молчим. Молчит и лес. Будто задумавшись, он стоит на страже у одинокой могилы, окутанной синевою звездной ночи. Кто-то не сдерживает вздоха. Да, еще один рубец на многострадальной земле, еще один рубец на сердце. Сколько их появилось за эти годы!

— Пошли, ребята!

И снова шуршат подошвы по дороге, петляющей меж воронок и каменных торосов Долгоруковской яйлы.